Кондотьер Богданов
Шрифт:
— Раз хотел — смотри!
Она стащила рубаху и оказалась перед ним в одних сапожках. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Она не выдержала первой, прыснула. Он засмеялся, вскочил и подхватил ее на руки.
— Идем завтракать? — спросил. — Или?…
— Или! — сказала она…
Проблема с женитьбой решилась сама по себе. Как-то Аня ушла к Ульяне, Андрей скучал дома один. Внезапно за оградой послышался топот. Андрей вышел во двор. Евпраксия, привязав жеребца, шагнула в калитку. Андрей молча поклонился.
— У меня есть крестная дочь, — сказала княжна, — я за нее в ответе.
Андрей насторожился.
— Дочь
— Что я должен сделать? — спросил Андрей.
— Венчайтесь! И поскорее!
— Ладно! — сказал он.
Княжна пошла к выходу.
— Проша! — окликнул он.
Она обернулась.
— Тебе это зачем?
— Пока ты не женат, — сказала она, кусая губы, — я надеюсь! Это все ведун! Обманул меня! Отроковица поведала: «Прилетит Богдан, поцелуй его троекратно! Обретешь себе мужа!»
— Ты пригожая и храбрая, — сказал Андрей. — Самая замечательная женщина из всех, кого я знал!
— Что ж другую избрал?
— Ей я нужнее…
Она смотрела укоризненно. Богданов наклонился и поцеловал ее руку.
— В уста так и не посмел! — фыркнула она. — Эх, ты, боярин Пушкин!
«Причем здесь Пушкин?» — недоумевал Богданов, глядя ей вслед… В тот же день он сходил к священнику и договорился о венчании. Отец Пафнутий назначил день, исповедовал и причастил жениха и невесту. За то, что жили до свадьбы, наложил епитимью: сорок раз прочитать «Отче наш» и спать порознь до венчания. Они прочитали молитву вечером, и Аня отправилась к вдове. Андрей засыпал, когда дверь в клеть скрипнула, босые ножки прошлепали по дощатому полу.
— Там душно! — сказала Аня, влезая на кровать. — Печь топилась!
— Я пойду на лавку! — предложил Андрей.
— Не нужно! Я в рубахе!
«Рубаха не кольчуга!» — подумал Андрей, но промолчал.
— Скажи! — спросила она. — Венчание — это как загс?
— Намного серьезнее. В Евангелии сказано: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть». После загса можно развестись, после венчания — нет!
— Совсем-совсем?
— Не знаю точно, — сказал Андрей, — но читал: до революции с этим были проблемы. Жены изменяли мужьям, а те не могли с ними развестись.
— Проблемы были только у мужчин?
— Женщины не жаловались.
— Боишься, буду тебе изменять?
— Боюсь!
— Ты серьезно?
— На тебя многие заглядываются.
— Кто, например?
— Конрад. С первого дня.
— Он же немец!
— Швейцарец.
— Старый!
— Я бы не сказал, Ульяна довольна. Если б не боялся меня, давно б подкатился.
— Не замечала! — сказала Аня удивленно.
— Я заметил.
— Это не страшно! Мы улетим, Конрад останется.
— В полку ухажеры найдутся.
— Не придумывай!
— Например, Леша Тихонов. С тех пор, как вывезли его с вынужденной, глаз от тебя не отводит. Это он заметил, что ходишь к Гайворонскому. Спрашивается, почему? К особисту многие ходят, а заметил тебя. Следил.
— Ты действительно меня ревнуешь? — удивилась Аня.
— Конечно!
— Здорово! Так приятно!
— Мне не очень.
Она склонилась над ним. Ее волосы упали и закрыли их лица плотным шатром.
— Андрей! — шепнула она. — Обещаю: даже не посмотрю на другого!
— Многие обещают! — возразил он. — Особенно перед свадьбой!
Она села, он услышал шорох одежды.
— Что ты делаешь?
— Снимаю
— Нам же нельзя!
— У меня жених затосковал! — сказала она, прижимаясь к нему горячим телом. — Я должна утешить! Еще передумает! Мы потом молитву прочтем: сорок раз за утешение…
Решившись на венчание, Андрей планировал обойтись без свадьбы — к чему? Не тут-то было. Через попадью новость узнала Ульяна, через нее — весь Сборск. К дому вдовы прискакал Данило.
— Где свадьбу играть будем? — спросил весело. — В хоромах?
Лицо Данилы источало такую радость, что Богданов не решился спорить.
— В хоромах так хоромах, — сказал со вздохом. — Только чтоб люду немного.
Данило пообещал. Люда в хоромах оказалось действительно мало — человек пятьдесят. Сколько поместилось. Остальные сели во дворе, заполонив его от тына до тына. Окна гридницы растворили; здравицы, возглашаемые в хоромах, были слышны снаружи, что давало возможность гостям выпивать синхронно. За тыном топталось немало желающих поглазеть и послушать. Расходы по угощению Данило взял на себя и не стал слушать возражений Богданова. Свадьба получилась веселой и громкой. Невеста в платье из парашютного шелка выглядела нарядно. Кусок, оставшийся после расчета с Путилой, пришелся кстати. Андрей красовался в новой рубахе. Платье Ане сшили за полдня, заодно накроили из шелка платочков — замужней женщине не пристало ходить простоволосой. Остатки шелка пошли в уплату за работу и были приняты с благодарностью. Рубаху Андрей просто купил. Ему принесли на дом с десяток, причем без всякой на то просьбы, и не хотели брать денег — еле уговорил. В гриднице было душно и шумно. Молодые стоически сносили многословные здравицы, вопли «Горько!» и скабрезные намеки на предстоящую ночь. Специально отведенную кладовую завалили подарками. Были здесь меха, кожи, сукна, полотна, до гибели всякой посуды и прочих полезных в хозяйстве вещей. Часть подарков блеяла, мычала и хрюкала в княжьим сарае — Андрей даже не представлял, что будет со всем этим делать. Самый богатый дар последовал от княжны — деревня неподалеку от Сборска. Одиннадцать дымов, полсотни смердов, считая женщин и детей, плюс окружающие земли. Богданов становился боярином.
Княжна сидела неподалеку от молодого и не слишком грустила. Радости на лице не читалось, но кручина отсутствовала. Зато Данило лучился. Он громче всех кричал «Горько!», с довольной ухмылкой наблюдая, как молодые целуются. Были за столом Конрад с Ульяной, отец Пафнутий с попадьей, а также бояре и видные люди Сборска. И каждый желал что-то сказать…
В сумерках Богданов взгромоздился на мышастого, усадил на холку жену и поскакал к себе. Там они повалились в постель и, измученные, забылись. Проснулся Андрей утром — от ощущения пристального взгляда. Он открыл глаза. Аня, голенькая, лежала на животе и, подперев подбородок ладошками, с нежностью смотрела на него.
— Давно ты так? — поинтересовался Андрей.
— У меня есть муж! — сказала Аня. — Я хочу на него смотреть.
— Прежде не позволяли?
— Прежде не было мужа.
— Я сильно изменился?
— Глупый! — сказала она. — У тебя замечательное лицо, когда спишь. Милое и беззащитное.
— Это лучше, чем зверское.
— Еще ты разговариваешь во сне, — продолжила она, не обратив внимания. — Я прислушалась. Что-то: «Не верьте ведуну!..»
— Ему и в самом деле нет веры. Княжну обманул!