Конец цепи

Олссон Фредрик Т.

Последние слова предназначались Коннорсу.

И тот наконец перевел дух.

– Сандберг прав, – сказал он.

С виноватой миной. Словно из-за него Вильям понял все раньше, чем она.

– Представь, – сказал Коннорс, – представь себе, что ты нашла документ, где написано такое, с чем ты никогда не согласилась бы до конца своей жизни. Как ты поступила бы тогда?

– В обычном случае я, конечно, отправила бы его в макулатуру.

Он кивнул. Не улыбнулся. Дело было слишком серьезное.

– Но если бы оказалось, что такой документ соответствует истине?

И он написан задолго до твоего рождения и правильный во всем вплоть до сегодняшнего дня? И если бы в нем значилось, что ты попадешь в беду, как поступила бы ты тогда?

Она пожала плечами.

– Ты попробовала бы изменить ситуацию, – сказал Коннорс. – Не так ли? Вторглась бы в документ, и убрала текст о предсказанной тебе напасти, и поменяла бы его на нечто лучшее.

Какая-то часть ее догадывалась, куда он клонит.

Но та же часть принимала услышанное в штыки и отказывалась понимать.

– В конце шестидесятых, – сказал Коннорс, – мы обнаружили, что человеческая ДНК полна предсказаний. И как только сделали это, как только обнаружили, что случится с нами в далеком будущем…

Он посмотрел на нее так, словно объяснил все.

– Нам пришлось предпринимать меры. Мы отправили послание в космос. Надеялись, кто-нибудь ответит нам, но ничего не случилось. Мы искали в древних культурах, обратились к мировым религиям, с единственной целью выйти на контакт, узнать, как эти тексты попали в наши тела, и почему они там, и каким образом нам избавиться от них. Но мы нигде не получили ответа. И в конце концов у нас остался один выход. Внести изменения в наш документ.

Он сделал паузу. А потом объяснил:

– Внести новые предсказания в нашу существующую ДНК.

Жанин сомневалась.

– И как тогда? – спросила она просто.

– Вирус, – сообщил Вильям. Тихо, с неподвижным взглядом, словно он разговаривал сам с собой.

И Коннорс кивнул.

– Как можно было бы изменить гены внутри человеческого генома? – сказал он. – Причем у каждого живущего на Земле. Как убрать плохие предсказания и заменить их на хорошие? – Он ответил сам: – Вирус обладает способностью проникать в клетки тела, прививать копию своей собственной ДНК и заставлять тело производить клетки с новым кодом взамен старого. Подумай тогда, если бы удалось добиться того, чтобы он мог нести в себе генетический материал по нашему выбору? Вводить его в клетки, заставлять их производить новые, выглядящие согласно нашему желанию, с новыми генами взамен старых? – Он кивнул Вильяму в качестве ответа: – Все правильно. Вирусные векторы.

Вильям кивнул ему. И Коннорс продолжил:

– Современная генная инженерия. Именно поэтому она родилась. Хотя об этом никогда не напишут ни в одной исторической книге. – Потом он снова перевел взгляд на Жанин: – И когда мы заставили эту инженерию функционировать, осталось только одно дело. Сделать вирус как можно более заразным, и спокойно сидеть и ждать, пока он распространится по всему земному шарику и заменит нежелательные части генома на нечто иное. Как же это назвать? Более приятную альтернативу.

Жанин стояла молча. Пыталась понять суть

услышанного.

– Значит, если верить тебе, именно этим мы сейчас и занимаемся? Пытаемся поменять будущее человечества на то, что сами придумали?

– Я бы не сказал, придумали.

– А как бы ты сказал?

– Развили.

В комнате воцарилась тишина.

– И сейчас проблема в том, что вирус не действует, – констатировала она.

Коннорс кивнул.

– Где-то закралась ошибка, – сказал он. – Возможно, дело в языке. Пожалуй, в том, как мы все зашифровали. Или и там и там. Единственное, мы знаем, что пока не нашли правильной последовательности. И что все наши предыдущие попытки…

В первый раз за все время разговора он перевел взгляд на большую железную дверь за ними. С желтыми предостережениями. И блестящей коробочкой.

И достал свой ключ-шайбу.

Поднес его к датчику.

– Будет немного холодно, но в остальном никакой опасности для нас, – сказал он через плечо, подождал, пока дверь откроется.

Старался не смотреть на них. Слышал, как они задержали дыхание, не хотел видеть их лица, знал уже, как они среагируют, и это зрелище не доставило бы ему удовольствия.

Они вошли в наблюдательную комнату, ту самую, где Франкен стоял много раз, с надеждой созерцая происходящее за стеклом, но всегда получая только разочарование.

Толстый прозрачный защитный экран.

Море больничных кроватей по ту сторону.

Они стояли молча. Долго.

Смотрели на длинные ряды людей под простынями. Кто-то лежал неподвижно, у кого-то грудная клетка медленно ходила вверх и вниз в такт с дыханием, повсюду пятна крови разных оттенков, от высохшей черной до свежей алой.

Когда Коннорс наконец посмотрел на них, это был совсем новый взгляд.

Скорбь. Пожалуй, нечто большее. Возможно, сожаление.

– Все вирусы, до сих пор созданные нами, приводят к тому, что инфицированные клетки разрушаются.

– Рак?

– Тому, что происходит с этими людьми, нет названия.

– И кто они тогда? – спросила Жанин.

Коннорс покачал головой. Не столь важно. По крайней мере, не та тема, которую он хотел бы обсуждать.

– Как они попали сюда? – спросила она снова. – Они знают, в чем их задача? Или мы тоже повторим их судьбу, Вильям и я, если не сделаем ничего больше?

Вокруг них было очень тихо.

И все звуки, долетавшие к ним, шум аппаратов искусственного дыхания и измерения давления, хрипы и кашель больных людей существовали лишь в их воображении. Нет, они, конечно, были, но только по другую сторону стекла, сами же они находились в стерильной и настолько гнетущей тишине, что Жанин не выдержала и заставила себя открыть рот с единственной целью убедиться, что она слышала именно тишину, а не монотонный грохот.

– Я не могу участвовать во всем этом, – сказала она тихим голосом, не сводя взгляда с больничной палаты. – Я не могу принимать участие в убийстве людей. Боже, как много их? Как много их было? Как много лежит там внутри, только для того… Для чего? Просто из-за нашего желания улучшить будущее?