Конец цепи
Шрифт:
Бомбардировщик пролетел над целью, но не выполнил работу.
Больница стояла на своем месте вопреки ожиданиям, и в комнате все задавались одними и теми же вопросами, не получая ответов. Что произошло? Технический сбой? Пилот отказался выполнить приказ? Что-то иное? Какой станет следующая мера и как быстро они сделают новую попытку?
Вильям наблюдал за суетой вокруг себя.
Он только сейчас понял, какой властью обладает Организация, в руках которой он находится, насколько тесно она связана со всеми странами мира, с их правительствами или, по крайней мере,
При всей сложности возникшей проблемы.
Он обнаружил, что потеет. И так сильно сжал руки в кулаки, что почти не чувствовал пальцев, и тяжело дышал. У него создалось ощущение, словно кто-то посадил его на электрический стул и включил рубильник, но ничего не случилось, и сейчас они собирались повторить попытку.
На стене из экранов стояла его жена среди других репортеров.
Но ее картинка выглядела чуть лучше, чуть ближе, чуть четче.
Кристина Сандберг хотела быть лучшей. Сейчас ей это снова удалось.
И он боялся, что она вот-вот умрет.
– Коннорс, – позвал он.
Коннорс поднял на него глаза, не слышал, как Сандберг подошел. Он стоял с телефоном у уха и смотрел на экран ноутбука. И что бы Вильям ни хотел сказать, это вполне могло подождать.
Но Сандберг, судя по его взгляду, не собирался отступать.
– Я никогда больше не попрошу тебя ни о чем, – сказал он. – Но окажи мне услугу.
– Сандберг? Не тот случай…
– Но моя жена там, – сказал он и показал на мониторы, как бы в попытке доказать то, что в принципе не требовалось доказывать. – Это единственная возможность для меня.
– Слишком поздно останавливать все, – ответил Коннорс.
– Она не имеет к этому никакого отношения. И стоит на чертовой крыше. Сколько метров отделяет ее оттуда? Пятьдесят? Еще меньше? Взрывная волна, черт побери, Коннорс, прикажи ей спуститься, пусть она будет в безопасности, она же невиновна…
Коннорс перебил его настолько громким голосом, что сам удивился:
– Есть только невиновные люди.
Все в зале замерли, следили за их дискуссией, заполняя для себя неприятную паузу в ожидании того, когда продолжится настоящее представление.
Коннорс понизил голос снова. Но в его глазах остались отчаяние и неуверенность, ничто из этого не являлось частью плана А, они так дьявольски долго спускались вниз по алфавиту, что он уже забыл, о каком по счету варианте теперь шла речь. Он только знал, что сначала у него имелась куча фишек и взяток, вполне реальных на вид, а сейчас деньги закончились, и они пошли ва-банк без шанса на победу. Он же сам сочинил данный сценарий. Абсолютно не веря, что они окажутся в такой ситуации.
– Никто не имеет никакого отношения к этому делу, – сказал он. – Никто из всех там, в здании, никто из тех, кто находился в рейсе 261 или на земле, где он упал. И никто из всех миллионов, кто подхватит страшную заразу и понесет ее дальше, как распространяются круги по воде, пока уже не останется никого ей на поживу. Если мы не остановим ее, сколь бы бесчеловечно
Спокойствие вернулось к нему сейчас. Но оно было с привкусом скорби, и он искал глаза Вильяма и взглядом молил о понимании, не мог приказывать и брать командование на себя, и быть один во всем этом аду. Пойми меня. Больше ничего он не хотел сказать. Пойми и прости.
– Я не могу ничего сделать, Сандберг, – сказал он.
– Ты можешь дать мне мой мобильный телефон.
Вильяму казалось, он произнес это спокойно и деловито, но, судя по тишине вокруг него, прорычал.
И поскольку его не одернули резко, посчитал, что у него есть шанс и немного времени, секунды, пожалуй, даже меньше, но возникла брешь, и требовалось спешить, если он хотел использовать ее.
– У тебя мой телефон, – сказал он, ставя ударение на каждом слове и усиливая их своим страхом, злостью и готовностью устроить черт знает что, если Коннорс не пойдет ему навстречу.
И Вильям посмотрел ему в глаза.
– Он где-то у тебя. И ты можешь дать его мне. Ты можешь сделать это сейчас.
Лео Бьёрк был настолько увлечен работой, что вздрогнул от испуга.
Секунду назад он смотрел на Кристину, видел, как она шевелит губами, не слыша ее голос на фоне шума ветра, вертолетов и машин на улицах внизу, и старался держать ее в кадре, причем так, чтобы больница виднелась на заднем плане.
И вдруг перед ним появился Вильям Сандберг.
Он стоял улыбающийся и загорелый в косых лучах солнца точно там, откуда сейчас исчезла Кристина. На фоне светло-голубого неба, и это настолько контрастировало с окружающей действительностью, что Лео сначала не понял, что же он видит.
Входящий звонок.
Вильям Сандберг.
И впервые он услышал голос Кристины сквозь шум.
– Лео, черт возьми. В чем дело?
Он поднял взгляд от экрана мобильного телефона, увидел, как она сильнее прижимает к уху наушник, чтобы лучше слышать. Кто-то из редакции общался с ней.
– Они говорят, мы исчезли!
– Это он! Вильям!
Сначала она не поняла, что он сказал.
Была погружена в собственные мысли, слышала, как каждое ее предложение плавно перетекало в следующее, поймала кураж, и у нее все шло как по маслу, и вдруг крики из Стокгольма прямо ей в ухо. Ее нет в кадре.
И это, естественно, никуда не годилось, она как раз собиралась выдать замечательную формулировку о страхе и неизвестности, а сейчас Лео стоял напротив и орал ей имя ее бывшего мужа.
Он повернул телефон.
И Кристина поняла.
Сейчас звонит он, этот дьявол. Сейчас.
И одна ее половина хотела ответить. Это же из-за него она оказалась здесь. Но другая знала, что она не может, во всяком случае в данный момент, когда в одно ее ухо орали из редакции, а другое заполнял шум ветра и всего происходящего вокруг, увлекая все мысли в другую сторону.