Конец эры
Шрифт:
— Тогда теперь мы должны говорить.
— Хорошо, — сказал я.
— Я войду? — спросил троодон.
— Нет, — сказал я. — Мы выйдем.
Троодон поднял чешуйчатую руку.
— Позже.
И в мгновение ока исчез, скатившись по склону. Я вышел на порог и огляделся. Солнце перевалило за полдень. Ослепительно яркое посреди безоблачного неба, оно начало клониться к западному горизонту. Прямо над головой я увидел трио великолепных медно-красных птерозавров, лениво взмывающих и падающих в потоках горячего воздуха. Я сделал ещё один гигантский первый шаг наружу и съехал по кратерному валу на грязевую равнину. Кликс, последовал за мной, сжимая слоновье ружьё.
Трое троодонов стояли примерно в тридцати метрах от вала. Как только мы спустились, они неожиданно прытко кинулись к нам; их длинные ноги пожирали расстояние почти незаметно. В движении их изогнутые шеи ходили вперёд-назад, как у голубей, но, поскольку у динозавров шеи значительно длиннее, то выглядело это элегантно, а не комично. Длинные жёсткие хвосты, торчащие прямо из худых бёдер, на ходу подскакивали вверх-вниз. Потом троодоны разом остановились — без всякого предварительного торможения, их последний шаг ничем не отличался от предпоследнего. Они просто встали, как вкопанные, метрах в трёх от нас.
Троодон с ромбовидным пятном на морде — тот, что разговаривал как я — и в этот раз взял все переговоры на себя.
— У нас есть к вам вопросы, — сказал он.
— О чём? — спросил я.
— О Марсе, — ответил Ромбик. Я смотрел в его огромные жёлтые глаза с пульсирующим зрачком, гипнотически прекрасные. — Я снова спрашиваю о Марсе в будущем.
Я покачал головой, отводя глаза от его взгляда.
— А я снова отвечаю — я там не бывал.
Ромбика мой ответ не удовлетворил.
— Но если вы сгибаете время, вы, несомненно, умеете сгибать пространство. И даже если вы не жнёте, — двойное мигание глаз — не гнёте, у вас должны быть увеличительные оптические приборы, через которые можно многое узнать о нашем доме.
Я посмотрел на Кликса. Он пожал плечами.
— Всё, что вы говорите, конечно же, правда, — начал я. — Но не зная, на что похож Марс сейчас, в мезозое, мы не сможем хорошо описать, как он изменился — если изменился — в нашем времени. Вам понятно, в чём наша трудность?
— Трудно штаны через голову надевать, — сказал Ромбик. Сначала он говорит моим голосом, теперь ещё и шутит мои шутки. — Вы, несомненно, можете дать нам общую картину Марса без того, чтобы тратить время на описание его современного состояния. Сделайте это.
— Ну хорошо, чёрт тебя дери, — сказал я. — Всё равно рано или поздно узнаете. — Я ещё раз взглянул на Кликса, давая ему последний шанс остановить меня, если он посчитает, что я делаю огромную ошибку. Его лицо оставалось бесстрастным. — Я говорил правду, — сказал я, глядя в золотистые глаза Ромбика. — Ни один человек пока что не был на Марсе. Но мы посылали туда роботов-исследователей. Они нашли в почве много странной химии, но никакой жизни. — Ромбик низко опустил голову; жёлтые глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками вперились в растрескавшуюся землю. Было бы безумием пытаться интерпретировать его мимику, приписывать человеческие эмоции комку слизи и его марионетке-динозавру, но всё же мне показалось, что существо переживает глубокое потрясение. — Мне очень и очень жаль, — сказал я.
— Марс мёртв, — сказал троодон, поднимая голову; предвечернее солнце блеснуло в его глазах, как две сверхновые. — Подтвердите, что таков был смысл.
— Боюсь, это так, — сказал я и поразился прозвучавшему в моём собственном голосе сочувствию. — Да, Марс действительно мёртв. — Мускулы животного расслабились, в то время как хет, по-видимому, переваривал полученную новость. Я от души сочувствовал марсианину. Но, с другой стороны, если бы в 2013 год прибыл путешественник из будущего, отстоящего на 65 миллионов лет, я бы ничуть не был удивлён, услышав от него, что человеческий род давно исчез с лица Земли. — Послушайте, — сказал я мягко, — всё не так плохо. Ведь мы говорим о невообразимо далёком будущем.
Троодон уставился на меня. Он был похож на Кликса, только что задавшего мне очередную задачку на сообразительность.
— Как сказали мы ранее, наша история длится вдвое большее время. Для нас это будущее не невообразимо далёкое. — Он снова наклонил свою узкую морду к земле, рассматривая узор трещин и загнутых кверху краёв. — Вы говорите о нашем вымирании.
Кликс ободряюще улыбнулся.
— Все жизненные формы рано или поздно вымирают, — сказал он. Такова природа вещей. Взять хотя бы динозавров…
— Кликс…
— Они жили больше ста миллионов лет, но очень скоро исчезнут без следа.
Голова Ромбика вскинулась вверх, взгляд золотистых глаз упёрся в Кликса.
— Что?
Останавливать его было уже слишком поздно.
— Боюсь, это правда, — продолжал Кликс. — Экосистема Земли скоро претерпит радикальное изменения, к которым динозавры не смогут приспособиться.
— С-с-скоро, — прошипел Ромбик. — Вы говорите скоро. Как скоро?
— Очень скоро, — ответил Кликс. — Не в том смысле, что на днях, разумеется. — Он улыбнулся. — Однако мы стремились попасть в геологическую эпоху, к которой относятся самые поздние находки ископаемых динозавров. В нашей технологии перемещения во времени имеется фундаментальный, неустранимый элемент неопределённости. Конец эпохи динозавров может отстоять на триста тысяч лет в будущее. Но он может случиться и гораздо раньше.
— На что похожа пятая планета? — внезапно спросил Ромбик.
— Пятая планета? — не понял я.
Золотистые кругляши уставились на меня.
— Да-а-а, — протянуло существо. — Пятая планета от солнца.
— А, Юпитер, — сказал я. — В наше время он практически такой же, как всегда: газовый гигант, неудавшаяся звезда. — Я прочесал ухо. — Правда, в наше время у него было маленькое узкое кольцо, которого, возможно, сейчас ещё нет. Не сравнить, конечно, с кольцами Сатурна, но оно довольно милое.
— Юпитер… о, понимаю, — сказал хет. — А между Марсом и Юпитером?