Конец и вновь начало
Шрифт:
Правда, римляне сделали несколько важных технических усовершенствований: они провели канализационную систему, использовав маленькую речку, которая называлась Клоака (с тех пор клоакой стала называться любая канализация), а с другой стороны, сделали водопровод. Раньше они обходились акведуками, то есть ставили желоб на подпорках и по нему пускали чистую воду, которая все время обменивалась кислородом с атмосферой. Но в город-то акведуки не проведешь, да и грязь в городе, воздух плохой. Поэтому сделали водопровод. Они умели делать водопроводы, но со свинцовыми трубами. Вино также хранили в свинцовых сосудах, а других и не было. Вода стала заражаться свинцовыми окислами. Вино портилось, и люди постоянно медленно отравлялись. Короче говоря, в Риме был очень тяжелый быт, который люди терпели, чтобы бездельничать.
Таким
Этот противоестественный уровень развития урбанизации – синоним инерционной фазы, когда этнос, как Антей, теряет связь с почвой, на которой он вырос. На эту тему Джон Стюарт Коллинс в книге «Всепобеждающее дерево» пишет: «Святой Павел был прав, призывая гнев Божий на головы жителей Антиохии. Правы были и другие пророки, проклинавшие города. Но, поступая правильно, они руководствовались ложными мотивами. Суть греха была не в его моральной стороне, он относился не к теологии, а к экологии. Чрезмерная гордыня и роскошь не навлекли бы кары на людей; зеленые поля продолжали бы плодоносить, а прозрачные воды нести прохладу; какой бы степени ни достигли безнравственность и беззаконие, высокие башни не зашатались бы, а крепкие стены не обрушились бы. Но люди предали Землю, данную им Богом для жизни; они согрешили против законов земных, разорили леса и дали простор водной стихии – вот почему нет им прощения, и все их творения поглотил песок».
Блестяще, но неверно! Безнравственность и беззаконие в городах – прелюдия расправы над лесами и полями, ибо причина того и другого – снижение уровня пассионарности этносоциальной системы. При предшествовавшем повышении пассионарности характерной чертой была суровость и к себе, и к соседям. При снижении – характерно «человеколюбие», прощение слабостей, потом небрежение долгом, потом преступления. А привычка к последним ведет к перенесению «права на безобразия» с людей на ландшафты. Уровень нравственности этноса – такое же явление природного процесса этногенеза, как и хищническое истребление живой природы. Благодаря тому, что уловили эту связь, мы можем написать историю антропогенного, то есть деформированного человеком, ландшафта, ибо скудость прямых характеристик природопользования у древних авторов может быть восполнена описаниями нравственного уровня и политических коллизий изучаемой эпохи. Именно динамика описанной взаимосвязи – предмет этнологии, науки о месте человека в биосфере.
А пока мы можем сделать жестокий, но логический вывод. То, что европейские эволюционисты называют «цивилизацией», а мы – инерционной фазой этногенеза, не так уж безобидно и прогрессивно. Оказывается, за все надо платить. И везде, где проходила инерционная фаза, цивилизация пилила сук, на котором сидела. Потому и является неизбежной следующая фаза, о которой ни один историко-географ не скажет доброго слова.
Глава десятаяКогда надвигается тьма
Смена фазовых императивов
Характеризуя инерционную фазу, мы уделили много места анализу тех неблагоприятных изменений, которые в эту фазу происходят в отношениях этноса с кормящим его ландшафтом.
Но еще страшнее, пожалуй, те изменения, которые происходят внутри самой этнической системы в инерционную фазу. Ведь не надо забывать и об субпассионариях. А таковые всегда были. В фазе подъема они были совершенно не нужны и не ценились вовсе. Затем, во время акматической фазы, их использовали как пушечное мясо
Представьте себе, как люди определенного субпассионарного склада используют такое учение, которое становится этическим императивом. Они говорят: «Хорошо, мы на все согласны, только вы нас кормите и на водку давайте. Если мало дадите, то мы „на троих скинемся“, ничего страшного». Их становится все больше и больше, но для них находят место, и они размножаются, потому что им больше делать нечего. Диссертаций-то они не пишут. К концу инерционной фазы этногенеза они образуют уже не скромную маленькую прослойку внутри этноса, а значительное большинство. И тогда они говорят свое слово: «Будь таким, как мы!», то есть не стремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить. Всякий рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию, интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля, в науке оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция, в армии солдаты держат в покорности офицеров и полководцев, угрожая им мятежами. Все продажно, никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться, и для того, чтобы властвовать, правитель должен применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать своих соратников.
Порядок, устанавливаемый в этой стадии, которую мы называем фазой обскурации — омрачения или затухания, нельзя считать демократическим. Здесь, как и в предшествовавших фазах, господствуют консорции, только принцип отбора иной, негативный. Ценятся не способности, а их отсутствие, не образование, а невежество, не стойкость в мнениях, а беспринципность. Далеко не каждый обыватель способен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство народа оказывается с точки зрения нового императива неполноценным и, следовательно, неравноправным.
Сейчас мы попытаемся охарактеризовать эту последнюю фазу существования этноса – фазу обскурации. Тут мы встречаем затруднения в выборе примеров. Дело в том, что не каждый этнос доживает до фазы обскурации. Бывают случаи, когда он гибнет раньше, и это случается настолько часто, что фаза обскурации вообще может быть прослежена только на небольшом количестве примеров.
Тут неуместны примеры из Новой истории, из истории Европы, которая не дошла еще до этой последней фазы своего этногенеза. Чтобы описать фазу обскурации, мы должны взять древние периоды истории, где эта фаза просматривается с достаточной четкостью и полнотой. Очень характерна для этого эпоха Поздней Хань и Троецарствия в Китае (III в.), включая эпоху Пяти варваров и Северной Вэй (IV–VI вв.). Но Китай мы не будем брать в качестве примера, потому что это очень экзотическая тематика. Более доступна и понятна (просто ближе к нам и к нашей эрудиции) эпоха Римской империи, которая была настолько грандиозна, что не сумела сгнить раньше, чем ее уничтожили соседи. Древнекитайская империя Хань проделала тот же самый путь.
Как видно из вышесказанного, обскурация характеризуется преобладанием субпассионариев, которые постепенно вытесняют и гармоничные, равновесные особи, особи «золотой посредственности», провозглашенной как идеал в инерционную фазу Октавианом Августом в конце I в. до н. э. Вытесняют в этой фазе субпассионарии и пассионариев, хотя и те и другие сосуществуют с ними. И тут нужно задать себе вопрос: «Каким же это образом субпассионарии, неспособные к сосредоточению, неспособные ставить себе цели, вести себя организованно в каких-нибудь мало-мальски длительных операциях, все разваливающие, оказываются на гребне волны и начинают диктовать всем даже не свою волю (потому что воли у них нет), а свои капризы?» Ведь это крайне невыгодно, крайне неприятно и для самих субпассионариев, и, конечно, для всех окружающих, и тем не менее это происходит!