Конец лета
Шрифт:
– Чем ты сегодня займешься?
– Первым делом приму ванну.
Динна наморщила нос, и оба рассмеялись.
– Ты мне нравишься такая, как сейчас.
– Значит, ты грязнуля.
Сама себе противореча, Динна протянула к Бену руки, и он снова ее поцеловал. Когда он выпрямился, на его лице было написано сожаление.
– Черт, может, мне все-таки отменить этот ленч?
– У нас еще будет время. Или...
Динна собиралась спросить, встретятся ли они вечером, но, еще не договорив, прочла в глазах Бена ответ.
– Динна, никаких «или». К пяти часам я закончу в галерее все дела, и мы могли бы пойти пообедать в какое-нибудь тихое местечко. Может, поедим где-нибудь в районе порта?
–
Динна снова откинулась на подушки, улыбаясь во весь рот. Однако в глазах Бена мелькнула тень тревоги.
– Что-нибудь не так?
– Для меня-то все прекрасно. Но ты... я подумал, тебе не будет неловко появляться со мной в общественных местах? Я не хочу ставить тебя в сложное положение.
Бену приходилось все время напоминать себе, что у Динны есть другая жизнь и она никогда не будет полностью принадлежать ему. Динна его только на время, как шедевр из зарубежного музея, а не как картина, которую он может повесить в своей галерее навсегда. Но от этого время, которое они могли провести вместе, становилось еще более драгоценным.
– У тебя не будет неприятностей, если мы пойдем куда-нибудь вместе?
Он посмотрел на Динну с нежностью и искренней тревогой.
– Не должно быть. Смотря что мы будем делать, куда пойдем и как будем себя вести. Надеюсь, все будет хорошо.
Бен молча кивнул. Динна протянула руку, он молча сжал ее и снова сел на кровать.
– Динна, я не хочу делать ничего такого, от чего у тебя потом могут быть неприятности.
– Не волнуйся, ты ничего такого и не сделаешь. Все будет хорошо.
– Динна, я серьезно. Я не хочу, чтобы тебе пришлось потом страдать.
– А ты не думаешь, что страдать придется нам обоим? Бен удивился:
– Что ты имеешь в виду?
– Это лето будет самым прекрасным в моей жизни и, надеюсь, в твоей тоже. Когда оно закончится и нам обоим придется вернуться к прежней жизни, каждому к своей, боюсь, мы оба будем страдать.
Бен кивнул и посмотрел на тонкую нежную руку, которую держал в своей.
– Ты уже пожалела о нашем решении?
Динна расхохоталась серебристым смехом, запрокидывая голову, а потом нежно поцеловала Бена в щеку.
– Ни на секунду. – Она снова посерьезнела. – Но все равно, не стоит даже надеяться, что потом нам не придется страдать. Если то, что между нами возникло, хоть чего-нибудь стоит, если мы действительно друг для друга так много значим... нам придется с этим смириться.
– Я смирился. Но...
– Но – что? Ты не хочешь, чтобы мне тоже было больно? Ты не хочешь, чтобы я это чувствовала? Чтобы я тебя любила? Бен, не говори глупости, это стоит того.
– Я понимаю, с этим я согласен. И все же нам нужно быть осмотрительными. Я не хочу, чтобы потом у тебя возникли проблемы с Марком.
При упоминании имени Марка Динна чуть было не поморщилась. Бен снова наклонился к ней, быстро поцеловал и решительно поднялся.
– Думаю, для одного утра мы сказали друг другу достаточно.
О том, что произойдет в конце лета", Бену и думать не хотелось, сейчас ему было трудно поверить, что это время вообще когда-нибудь наступит. Отрезок времени, подаренный им, чтобы быть вместе, только начался. У двери Бен оглянулся.
– Где ты будешь в пять часов? Здесь? Динна покачала головой:
– Нет, я лучше пойду домой.
Он помолчал и спросил с сомнением:
– Мне за тобой заехать?
– Не стоит, лучше встретимся здесь.
Бен кивнул, улыбнулся и ушел. Через некоторое время Динна услышала, как его маленькая немецкая машина отъезжает от дома. Она встала, как была, нагишом, прошлась по комнате и снова села на кровать, подобрав под себя ногу. С ее лица не сходила улыбка. На душе у нее было так легко, что хотелось петь. Она была влюблена и чувствовала себя превосходно. Динна думала о том, какой же Бен хороший человек, какой нежный, заботливый, какой мудрый. И как с ним весело – он умеет ее рассмешить. Он любит рассказывать немудреные смешные истории, и у него это хорошо получается, его запас баек просто неисчерпаем. Ночью он очень много рассказывал ей о своей юности. Показывал альбомы со своими детскими фотографиями и фотографиями своих родных, друзей. Многие из его друзей и друзей его родителей были известными художниками, актерами, писателями и драматургами. Динна взглянула на альбомы, которые до сих пор лежали на полу.
Дом Бена, небольшой, но очень уютный, был совсем не похож на его коттедж в Кармеле. Коттедж был больше и выдержан в природных тонах, господствовавших на пляже. В убранстве преобладали выбеленные песочные, бежевые и белые тона, сероватые цвета запыленных деревьев и неотбеленной шерсти. Городской же дом, уютно примостившийся на Телеграф-Хилл и битком набитый картинами и книгами, напоминал изящную брошку, приколотую к темной ткани.
Нежно-бежевый цвет стен служил удачным фоном для двух картин, которые Бен повесил в комнате. На полу из старого полированного дерева лежал восточный ковер, но он был далеко не такой тонкой работы, как тот, который Марк много лет назад привез из Ирана. Маленький домик Бена не выставлял себя напоказ – это было теплое, уютное жилище, в котором Бену явно нравилось находиться, где он с удовольствием проводил вечера с художниками или старыми друзьями. Камин часто использовался по назначению, красивую латунную подставку для дров Бен нашел во Франции и привез домой. В углу комнаты стояла виолончель, прислоненная к стене. У Бена были также небольшое пианино и гитара. На старинном английском письменном столе стоял бронзовый бюст Сезанна. Во всем доме царил художественный беспорядок, своего рода элегантный кавардак. Действительно ценные вещи соседствовали с другими – и их было большинство, – представляющими ценность только для самого Бена и тех, кто его любил.
И гостиная, и маленькая желтая спальня несли на себе отчетливую печать личности Бена. Окна спальни выходили на восток, на залив, а сама комната была такой же яркой, как утреннее солнце. В спальне был крошечный балкон, на котором, кроме цветущих растений, стояло два выгоревших, но от этого не менее удобных складных кресла с парусиновыми сиденьями.
В доме, естественно, была кухня; была там и еще одна комната, в которой Бен работал. Здесь хранилось несколько редких картин, множество папок и стоял письменный стол. Наличие этой комнаты давало Бену возможность работать дома; как и его немецкий автомобиль, она была практичной, но не роскошной.
Осматривая дом, Динна увидела, что и в этой комнате заметно общее для всего дома сочетание удобства и стиля. Бену каким-то образом удалось объединить и то и другое в своей, только ему присущей манере.
Динна нашла шелковый халат Бена, синий с черным, надела его и вышла на балкон. Здесь она села в парусиновое кресло. Ткань, когда-то ярко-зеленая, как оперенье попугая, выгорела на солнце и приобрела бледно-зеленый цвет лайма. Динна вытянула ноги и подставила лицо солнцу. Она думала о Бене. Где он сейчас, в галерее? На деловом ленче? Или подписывает чеки вместе с Салли? А может, разговаривает с Густавом? Динне нравился образ жизни Бена, нравилось, как он ведет дела, как общается с людьми, с ней. Она поймала себя на мысли, что предложение готовить завтрак по очереди – соблюдать демократию, как выразился Бен, – ей даже нравится. Это очень приятный образ жизни. Полы халата немного распахнулись, Динна почувствовала на своем теле тепло солнечных лучей и улыбнулась. Через некоторое время она вернется домой и будет рисовать, но еще не сейчас. Пока ее вполне устраивало, что она просто греется на солнышке, как кошка, и думает о Бене.