Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки

Хорган Джон

— Пока мы не знаем фундаментальных правил, — сказал он, — мы можем надеяться, что найдем что-то типа заботы о людях, например, какой-то направляющий божественный план, встроенный в базовые правила. Но когда мы обнаружим, что базовые правила квантовой механики и некоторые принципы симметрии безличностны и холодны, то получим демистифицирующий эффект. По крайней мере, мне хотелось бы увидеть именно это.

Лицо Вайнберга посуровело, и он продолжил:

— Несомненно, я не стану спорить с людьми, утверждающими, что физика в моем или ньютоновском стиле в некотором роде разочаровала. Но если таков мир, то нам лучше это знать. Я вижу его как часть взросления наших особей, это похоже на то,

как ребенок узнаёт, что никаких эльфов не существует. Лучше узнать, что эльфов нет, хотя мир с ними более восхитителен.

Вайнберг прекрасно понимал, что много людей жаждут другого послания от физики. Утром в день интервью он услышал, что Пол Дэвиес (Paul Davies), австралийский физик, получил премию в один миллион долларов за «продвижение общественного понимания Бога, или духовности». Дэвиес написал множество книг, самой заметной из которых является «Божий разум» (The Mind of God), высказывая предположение, что законы физики открывают план, лежащий в основе природы, план, в котором человеческое сознание может играть центральную роль. Рассказав мне о премии Дэвиеса, Вайнберг невесело рассмеялся.

— Я думал послать Дэвиесу телеграмму и спросить: «А ты случайно не знаешь какой-нибудь организации, готовой заплатить миллион за работу, показывающую, что никакого божественного плана не существует?»

В «Мечтах об окончательной теории» Вайнберг довольно резко обошелся со всеми разговорами о божественном плане. Он поднял неприятный вопрос о человеческих страданиях. Что это за план, допускающий Холокост и другие бесконечно злые дела? Кто это запланировал? Многие физики, потрясенные силой своих математических теорий, предположили, что Бог — геометр. Вайнберг ответил, что не видит, почему нам следует интересоваться Богом, который кажется так мало заинтересованным в нас, независимо от того, насколько он хорош в геометрии.

Я спросил Вайнберга, что дает ему силу поддерживать такое мрачное (и, по-моему, точное) видение состояния человечества.

— Мне в некотором роде нравится моя трагическая точка зрения, — ответил он с легкой улыбкой. — В конце концов, что бы вы предпочли увидеть — трагедию или… — он помедлил, улыбка сошла с его губ. — Ну, некоторые люди предпочли бы увидеть комедию. Но… Я думаю, что трагический взгляд добавляет жизни определенное измерение. В любом случае, это лучшее, что у нас есть.

Он в задумчивости уставился в окно своего кабинета. К счастью для Вайнберга, из его окна не открывается вид на печально известную башню, откуда сумасшедший студент Техасского университета Чарльз Уитмен в 1966 году расстрелял 14 человек. Окна кабинета Вайнберга выходят на красивую церковь в готическом стиле, которая служит теологической семинарией университета. Но казалось, что Вайнберг не смотрит на церковь — или на что-то еще в материальном мире.

Больше никаких сюрпризов

Даже если у общества будут желание и средства для строительства больших ускорителей и таким образом будет поддержана жизнь физики частиц — по крайней мере временно, — насколько вероятно, что физики узнают нечто по-настоящему новое и удивительное, как, например, квантовая механика? Не очень вероятно, по мнению Ханса Бете (Hans Bethe). Профессор Корнуэльского университета Бете в 1967 году получил Нобелевскую премию за работу по углеродному циклу термоядерного синтеза в звездах; другими словами, он показал, как звезды светят. Он также возглавлял теоретический отдел Манхэттенского проекта во время Второй мировой войны. В этой должности он сделал самые лучшие расчеты в истории планеты (хотя допрос является спорным). Эдвард Теллер (Edward Teller)(по иронии судьбы ставший позднее в научном сообществе самым ярым апологетом ядерного оружия) сделал расчеты, свидетельствующие, что огненный шар атомного взрыва может сжечь атмосферу Земли и вызовет пожар, который уничтожит весь мир. Ученее, изучавшие предположение Теллера, отнеслись к нему очень серьезно: в конце концов, они все исследовали неизвестную область. Затем Бете изучил проблему и сделал свои расчеты. Он определил, что Теллер ошибся: огненный шар не распространится [68] .

68

Бете впервые публично обсуждал свои судьбоносные расчеты в статье «Последняя катастрофа?», опубликованной в «Бюллетене ученых-атомщиков», июнь 1976 г., с. 36–37. Статья была перепечатана в сб.: Bethe, H. The Road from Los Alamos.New York, 1991. Я брал интервью у Бете в Корнуэлле в октябре 1991 года.

Никому не следует делать расчеты, от которых зависит судьба Земли. Но если все-таки кто-то должен, то я v выберу Бете. Он источает мудрость и целеустремленность. Когда я спросил, были ли у него сомнения в том, что произойдет, за несколько мгновений до того, как в Аламогордо была взорвана бомба, он покачал головой. Нет, ответил он. Единственное, что его беспокоило, — это чтобы взрыватель сработал правильно. В ответе Бете не было и следа бахвальства. Он сделал расчеты и доверял им. (Задумываешься, доверил бы Эдвард Виттен судьбу Земли предсказанию, основанному на суперструнах.)

Когда я спросил его о будущем его области, Бете сказал, что в физике есть еще много нерешенных вопросов, включая те, которые поднимает стандартная модель. Более того, будут важные открытия в физике твердого тела. Но, по мнению Бете, никакие из этих шагов вперед не принесут революционных изменений в основах физики. В качестве примера Бете привел обнаружение так называемых высокотемпературных сверхпроводников, являющихся самым удивительным шагом вперед в физике за несколько десятилетий. Эти материалы, первые сообщения о которых появились в 1987 году, пропускают электричество совсем без сопротивления при относительно высоких температурах (которые все равно гораздо ниже нуля градусов по Цельсию).

— Это ни в коей мере не изменило наше понимание электропроводимости или даже сверхпроводимости, — сказал Бете. — Базовой структуре квантовой механики, квантовой механике без относительности, — вот этой базовой структуре пришел конец.

Фактически «осмысление атомов, молекул, химической связи и так далее закончилось к 1928 году». Может ли когда-нибудь в физике произойти еще одна революция, подобная той, что дала квантовую механику?

— Очень маловероятно, — ответил Бете устало.

Фактически все, кто верит в окончательную теорию, соглашаются: что бы ни формировало ее, это в любом случае будет квантоваятеория. Стивен Вайнберг в разговоре со мной предположил, что окончательная теория в физике «может быть так же удалена от того, что мы теперь понимаем под квантовой механикой, как квантовая механика от классической механики». Но он так же, как и Ханс Бете, не думал, что окончательная теория в каком-либо виде вытеснит квантовую механику.

— Я думаю, что квантовая механика навсегда останется с нами, — сказал Вайнберг. — Так что в этом смысле развитие квантовой механики может быть более революционным, чем что-либо до нее или после.