Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)

Брянцев Георгий Михайлович

На столе стояла керосиновая лампа. Царил полумрак. Но, когда Фома Филимонович поднял огонек в лампе, стало светлее.

Как ни угрюмо было убежище старика, оно все же дохнуло на меня милыми домашними запахами, уютом и покоем. Самовар, прижавшийся к железной печке, пускал замысловатые ноты. Его труба пряталась в дверце лечи.

– А это моя наследница,– сказал Кольчугин.

Ко мне подошла тоненькая, стройная девушка с еще полудетскими чертами лица.Она подала мне маленькую горячую руку и назвала себя Татьяной. Пожимая ей

руку и как-то неуклюже раскланиваясь, Криворученко так внимательно смотрел на девушку, что она смутилась.

У нее были чистые, доверчивые и немного печальные серые глаза. Природную, естественную грацию подчеркивало даже простенькое сатиновое платьице. Ткань от частых стирок до того проредилась, что казалась прозрачной.

Мне захотелось получше рассмотреть Семена. Я подвел его поближе к свету и вгляделся в обросшее курчавой бородкой и продубленное ветрами и морозами лицо. Мы долго трясли друг другу руки и в заключение крепко расцеловались.

– Тут,братцы, можете секретничать как хотите,– проговорил Кольчугин.– Тут нет никакой опаски, а если кто нагрянет… – Он подошел к комоду, сдвинул его с места, и мы увидели квадратную дыру в стене,– сюда ныряйте. Уж там, кроме меня, никто вас не отыщет. А если хотите одни остаться, то мы с внучкой откомандируемся.

Я решительно запротестовал и дал понять, что не собираюсь таиться ни от старика, ни от Тани.

Довольный, Фома Филимонович поставил на место комод, подошел к Криворученко, взял его за борт полушубка и спросил:

– Так это ты пароль Кондратию Филипповичу притащил?

– Я, Фома Филимонович.

– А кто сказал тебе?

– Командир отряда, товарищ Дмитрий. А лесник вам кланяться велел.

– Трофим?

– Да, Трофим Степанович.

– Видать, он тебя и с партизанами свел?

– Наоборот, партизаны с ним познакомили.

Таня сняла с самовара трубу, обтерла его тряпкой, продула и попросила деда поставить на стол. Но прежде чем Фома Филимонович успел приподняться, Семен быстро подхватил самовар и водрузил его на стол.

На столе появились фаянсовые кружки, чайник. Белая скатерть с синей махровой каймой, стираная-перестиранная, оживила скромную обстановку.

– Ты что, дедок?– удивленно спросил я,видя, что Таня расставляет тарелки. – Угощать собираешься?

– А как же! Чем богаты, тем и рады.Я же манил тебя в гости,– он подмигнул мне, – а ты все ломался.

– Напрасно, отец. Время дорого… Мы…

Старик взглянул на меня с таким укором в глазах, что я не окончил фразы. Видно, мало было радости у этих людей и давно не сидел за их столом близкий человек.

Я быстро сбросил пальто и сел за стол. Собственно, торопиться мне было некуда. Прошло всего сорок пять минут, как я покинул Опытную станцию.

Семен последовал моему примеру. Он отстегнул от поясного ремня флягу, выразительно посмотрел на меня и приладил ее, чтобы она не упала, к заварному чайнику.

Таня подала на стол большую сковороду с пузатыми, докрасна зажаренными карасями и солонку с крупной серой солью.

– Что это за надпись грозная красуется на вашем заборе?– спросил я Кольчугина.

– Это Таня смастерила,– ответил старик.– Туда, где такая вывеска, немцы в жисть ногой не ступят. Уж больно боятся они сыпняка. Пуще, чем черт ладана.

Мы рассмеялись выдумке Тани. Семен разлил спирт по кружкам, разбавил его водой, мы чокнулись и выпили. Таня, едва пригубив кружку, поставила ее на стол.

– На-тка, откушай карасика!– И старик подсунул сначала мне,а потом Семену по жирной, чиненной пшеном рыбине.– Знатная рыбешка! Все ребята свои выручают, подбрасывают.

 22. ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ЛЕСУ ПОД ПЕНЗОЙ

Прикончив пятого карася,я вооружился карандашом, бумагой и быстро исписал целый листок. Это было мое первое донесение. Я отдал его Семену, и он молча кивнул.

Потом я спросил Семена:

– Кто у тебя радист?

– Раздушевный паренек шестнадцати годков и ростом с винтовку.

– Постарше не было?

– Да я этого ни на кого не променяю.Золото, а не парень! Был постарше…Я же дважды к вам прыгал…

– Как это – дважды?

– А так. Накрохина помните?

– Конечно.

– Так вот, первый раз я прыгал с ним.

– Ну… и в чем дело? Что ты тянешь?

– Да тут длинная история…

– Ну, ну, выкладывай!.. Будете слушать? – спросил я хозяев.

И Фома Филимонович и Таня дружно закивали.

– Смотрите,– предупредил Семен, – минут пятнадцать украду у вас, но послушать стоит, не пожалеете.

Закурили. Семен пересел с топчана на табуретку и начал рассказывать «длинную историю».

– Погода в тот день стояла неважная.С полудня запуржило, задула поземка, а к вечеру закрутила метель.Я и Накрохин решиличто в такую погоду о вылете и думать нечего.Метет так, что за десять шагов трудно что-нибудь разобрать. И вдруг уже в полночь открывается дверь и входит в хату весь залепленный снегом известный вам майор Коваленко.

Отряхнулся он и говорит:

«А ну, собирайтесь и живо в сани! Поедем на аэродром».

Очень ветрено было, и, хотя лошадки старательно тащили сани, на дорогу к аэродрому мы затратили добрый час. Наконец добрались. И прямо– в землянку к командиру отряда. Невезение началось с первой минуты. Не успели мы переступить порог, как тут же выяснилось, что у пилота, который должен был вывозить нас, температура поднялась до тридцати девяти. Надо же такому случиться!

Пилот доказывал, что может лететь, но командир оставался неумолимым и приказал ему лежать.Я и Накрохин были уже знакомы с пилотом.Бывалый,опытный летчик. Я считаю, что половина успеха в нашем деле зависит от опытности летчика. А тут вдруг… Мы повесили носы.