Конец сказки
Шрифт:
Мохнатые, косматые тучи, похожие на вывалявшихся в болоте гигантских овец, набегали с севера, цеплялись брюхами за вершины холмов, опорожняли боевой запас прямо Планшетову на голову и уступали место следующим. Тугие струи молотили его по плечам и затылку, Планшетов никак на это не реагировал. Он лежал, прикрыв глаза, и пытался сообразить, что за тварь его все-таки цапнула, и чего ему соответственно теперь ждать.
Планшетов слабо разбирался в змеях и на вид бы не отличил бы эфу от гюрзы, а щитомордника, например, от жарараки. [44] Хоть и предполагал все же, что ареал обитания последней, экзотической сволочи находится где-то далеко, под небом тропических широт, в гребаных джунглях. Он очень надеялся, что стал жертвой обыкновенной отечественной
44
ядовитая змея. Встречается в Центральной и Южной Бразилии, Парагвае, Уругвае и Аргентине.
«Сутки не срок, чувак», – обнадежил себя Планшетов, и продолжил размышлять о гадюке, которая в сравнении с всевозможными сородичами из террариума казалась чуть ли не милым домашним животным вроде хомячка.
«Да, это была гадюка», – почти убедил себя Планшетов, но состояние бы на это не поставил, тем более что в пещере было темно.
«Какого хрена меня тогда колбасит так, словно я наступил на высоковольтный кабель?»
Это был пренеприятный вопрос.
В университете, который Планшетов так и не удосужился окончить, проучившись всего два полных курса, биологию читали достаточно глубоко. Но, во-первых, это было давно, во-вторых, Юрик слушал в пол уха, так что, даже то, что осело в голове, впоследствии выветрилось оттуда за ненадобностью. Правда, в бурные постперестроечные годы, последовавшие за крушением коммунистического режима и развалом большой страны, ему довелось по крупицам восстанавливать кое-какие из полученных на биофаке знаний, причем, дело напрямую касалось змеиных ядов. Не потому, что Юрик поступил на работу в зоопарк, ничего подобного. Он затесался в длинную цепочку посредников, занятых контрабандой и перепродажей на черном рынке змеиных ядов, главным образом, кобры и гюрзы. Впрочем, семи пядей во лбу от посредников не требовалось – яды везли с Кавказа и из Средней Азии, белесые кристаллы были запаяны в стеклянные капсулы, товар сопровождался сертификатами качества. Что, впрочем, не гарантировало покупателей от фальшивок, продавцов от силовых вариантов взаиморасчетов вместо расплаты долларами, а тех и других – от наездов со стороны милиции, которая тоже была не прочь поучаствовать в деле.
Кроме того, знания по части змеиных ядов, которые в свое время пришлось обновить Планшетову, имели весьма условное отношение к медицинской диагностике и клинике процессов, проистекающих в организме после того, как туда попал змеиный яд. Юрик смутно припоминал кое-что о существовании нескольких групп ядов. Одни, вроде бы, содержали парализующие нервную систему ферменты, другие разрушали ткани и кровь, вызывая сильные отеки. Картины отравления, соответственно, тоже были разными. В первом случае отказывали конечности, и дело доходило до паралича дыхания, который означал мучительную смерть, во втором речь шла об угнетении кровеносной системы, а с ней целой кучи органов, без которых долго не живут, и в этом, по мысли Юрика, тоже не было ничего смешного. Он не чувствовал ног, следовательно, схлопотал хорошую долю яда первой группы. Вместе с тем, его пострадавшая рука напоминала теперь медицинскую перчатку, надутую при помощи компрессора, это значило… значило…
«Что тебя цапнуло целых две змеи, чувак!»
«Гип-гип, ура, тушь, перед вами местный чемпион по части укусов. Фото на память!»
«Не может быть», – сказал Юрик, усилием воли обуздав панику. И продолжил лихорадочно размышлять. Как помнил Планшетов, яды первой группы вырабатывали морские змеи, а также…
«А море-то рядом!»
…а также какие-то еще, сухопутные. Тут на ум Планшетову начали приходить разные многообещающие словечки вроде «кобры» или «мамбы», говорящие сами за себя. Юрик безжалостно гнал их из головы, они упорно вползали обратно.
«Да какие кобры, чувак?! Какие кобры в Крыму! Белены объелся?!»
«Мутации, чувак! – холодно заверил внутренний голос. – Про крымскую атомную станцию слыхал?»
«Так она же не работала ни часа!..»
«Откуда такая информация, чувак?»
«Из прессы, откуда еще?!»
«Ну ты и дурак. Нашел кому верить. Они тебе расскажут. И потом, как насчет топлива, а? Ведь вполне могли завезти, сотню другую ТВЭЛов, а потом, за ненадобностью, в море – хуяк. Пускай полежат, до лучших времен, которые никогда не настанут. Списали по накладной в свинцовом контейнере, потом, ясное дело, из контейнера выкинули, к чему добру пропадать, если можно отлить, скажем, замечательные грузки для рыбной ловли. Тысячи, понимаешь, грузил. Миллионы градусников, мать вашу, мерить температуру простудившимся пионерам, да мало ли еще что?».
«Или, возьми военных, которые раньше в Крыму были буквально на каждом шагу. Куда не плюнь, везде колючка и локаторы. Мало они, что ли, ракетного топлива и прочего радиоактивного и высокотоксичного барахла в землю слили, под шумок? Еще больше, чем смогли спихнуть, на черном рынке, после того как лавочка в 91-м закрылась. И вот это гребаное топливо кое-что сотворило с цепочками ДНК, так? И…»
«Новые русские», – пролепетал Планшетов, и все встало на свои места.
«Эту мразь ты какого х… сюда приплел?!»
«Да ты что, чувак? Забыл, как у какой-то коросты с ворованными баксами вместо мозгов из бассейна крокодил сбежал? Поселился в озере под городом и кушал собак с зазевавшимися пляжниками, пока, бедолага, не издох от переохлаждения организма, потому что настала осень? Эти недоумки паршивые, извините, элита, я хотел сказать, из кожи вон лезут, чтобы друг перед другом выпендриться, продемонстрировать, кто больше у бюджета украл, и если 600-м мерином теперь не удивишь даже лакеев, то почему бы не выкопать под домом пруд, и не запустить в него, скажем, пираний? Чем наша элита слабее колумбийской? Правильно, даже круче. Слов нет, несчастные животные скоро сдохнут, как солдаты на фронте, потому как игрушки у избалованных великовозрастных олигофренов не держатся долго, но это совсем не означает, что какая-то из них не вырвется на свободу, и не натворит там бед, вслед за очумелыми хозяевами, хозяйничающими в этой многострадальной стране? Поэтому, когда сядешь, например, на очко посрать, а оттуда выползет питон, к примеру, и вцепится зубами в яйца, не надо удивляться и орать: ЭТОГОНЕМОЖЕТБЫТЬ!».
«Тут – еще как может».
«Ты, б-дь, умеешь успокоить…».
И все же, глядя на свою многострадальную руку, Планшетов склонялся, что лично его укусило нечто не такое экзотическое и опасное: «Какая-нибудь паршивая гюрза, делов-то…»
«И дышу я более или менее сносно», – успокаивал себя Юрик и жадно, глубоко дышал. Впрочем, и тут конечно, оставались вопросы. Среди змей, выделяющих яды второй группы, числились, насколько припоминал Юрик, и гремучая змея, и эфа, и гюрза. Какая из этих тварей проживала в Крыму, а какой подавай мангровые дебри – Планшетов наверняка не знал.
Так и не сумев определить тип попавшего в организм яда, Юрик принялся соображать, что ему противопоставить, кроме ресурсов организма, которые, наверняка, уже пошли в ход, и, похоже, были уже на пределе.
«Перетяни граблю тряпкой», – это было первое, что пришло в голову.
Планшетов с трудом сел. Раскачиваясь, как пьяный, стянул мокрую майку, порвал на жгуты, а затем, пользуясь здоровой рукой и зубами, перевязал бицепс так жестко, как только смог.
«Высасывай яд, придурок. Соси, будто тебе подарят за это джип. Многие девушки делают это, у некоторых успешно получается».