Конец света: первые итоги
Шрифт:
Кроме того, выясняется, что он был прямо-таки одержимым карьеристом и чрезвычайно умным человеком — проницательным и расчетливым, готовым на все, если надо было запудрить мозги девушке или обаять владельца фирмы грамзаписи: «Мы хотим делать бабки и лизать жопу всяким шишкам в надежде, что потом заторчим и будем трахать пылких красоток с точеными фигурами». Фаны самой гранжевой группы всех времен и народов, возможно, испытают разочарование, узнав, что то, что они принимали за спонтанный нигилизм, на самом деле было разрушительным маркетингом. Но конечный результат — смерть — от этого не меняется. Только вспомним все-таки, что тот же самый конечный результат ожидает каждого, включая вас, читатель, и искусство тут бессильно.
В заключение — о секрете его невероятно проникновенного голоса. Такая красота достижима лишь в одном случае — если человек поет оголенными связками. Что и делал Кобейн. То был голос его охрипшей души.
//- Биография Курта Кобейна — //
Курт Кобейн родился 20 февраля 1967 года в Абердине (штат Вашингтон), что на северо-западе США. В дневнике он так описал
Номер 65. Раймон Радиге. Сочинения (1920–1924)
Делайте как Радиге: никого не слушайте. Кусайте кормящую вас руку. Первая мировая? «Четыре года каникул» («Дьявол во плоти»). Вас кто-то в чем-то упрекает — рассмейтесь ему в лицо. Не принимайте всерьез ни друзей, ни врагов. Избавляйтесь от всего, что вам мешает жить. «Дни будущей недели ждут тебя» (из стихотворения 1919 года). «Год слишком короток, / Чтобы отпраздновать все даты» (из другого стихотворения 1919 года). Трудитесь, но только так, чтобы труд был в удовольствие. «Несмотря на стесняющую нас вызывающе яркую лазурь, будем по-прежнему привораживать читательниц английских журналов» («Пылающие щеки», 1920). Удобная штука — цитаты. Чистая халява. Лень делает нас свободными. «Что, дождливые дни миновали? Небеса заживают — просто у вас недостаточно тонкий слух». (Неужели Рембо? Нет, снова Радиге: стихотворение в прозе 1920 года.) Я пишу как Соллерс. Это ведь целое искусство — цитировать того, о ком пишешь, давая ему возможность самому рассказать о себе. Надо научиться отходить в сторону. Исчезать за оригиналом. «Отсутствие любви! Не жалейте нас: мы больше ценим безделушки и чувства, когда их теряем». (Сказка, написанная в марте 1920 года.)
Я и раньше читал «Дьявола во плоти» (Франсуа отбивает у неизвестного солдата невесту и бросает ее, стоит ей забеременеть) и «Бал у графа д’Оржеля» (ремейк «Принцессы Клевской» и бальзаковской «Лилии долины»: Франсуа влюбляется на балу в замужнюю женщину, но их связь так и остается платонической) — это псевдоклассические шедевры и подлинные литературные жемчужины, описывающие невозможную любовь, отягощенную чрезмерными психологическими переживаниями. Рассуждая о литературе, Радиге сказал одну очень важную вещь: «Всякий писатель, обладающий индивидуальностью, обязан в порядке самодисциплины стремиться к банальности». Сам он не всегда следовал этому принципу, что не отменяет его фундаментального значения: Сименон, например, выстроил на нем все свое творчество.
Новый сборник произведений Раймона Радиге, выпущенный в карманном издании, позволяет нам открыть для себя поэта с легким пером, дерзкого журналиста, совсем не театрального драматурга и писателя, чей вклад в литературу куда более весом, нежели эфемерная краткость его жизни. Я вижу в нем Рембо нового времени, сменившего Абиссинию на бары Монпарнаса, а Верлена — на Кокто. «Мы были детьми, забравшимися на стулья» («Дьявол во плоти»). У Жана Кокто этот вечный подросток вызывал восхищение: ему хватило бы смелости признать, что ученик стал его учителем.
Юность не прощает ошибок. Высокое искусство не ведает справедливости. Радиге — пьяный вдрызг дрянной мальчишка, что накачивается наркотой в «Быке на крыше» на улице Буасси-д’Англа и силится перещеголять своих приятелей Сати, Макса Жакоба, Пикассо и Дягилева. Кроме того, ему достало нахальства умереть первым, чтобы его последователи им докучали. «Счастье эгоистично» («Дьявол во плоти»). Нам хотелось бы, чтобы художники были приличными людьми? О нет, они — простодушные монстры.
//- Биография Раймона Радиге — //
Я называю его Джеймсом Дином французской литературы. «Ребенок после кросса, что одиноко сидит с пылающими щеками в сиянии славы» (Кокто). «Тщедушное близорукое создание, обычно немногословное: когда вокруг болтали и смеялись, он стоял с каменным лицом» (Нимье). «Сударь, к вам мальчик с тростью» (слуга Кокто). «Бесчувственный снаряд» (Поль Моран). «Он швырял свою жизнь в окно» (Рено Матиньон). «Странная профессия — работать метеором» (Франсуа Ботт). Да, Раймон Радиге (18 июня 1903 — 12 декабря 1923) был падающей звездой. Следовательно, читая его книгу, можно загадывать желание. Первые стихи он опубликовл в 1918 году, в возрасте 15 лет; затем были небольшие репортажи и заметки в прессе, комическая опера, театральная пьеса; первый роман «Дьявол во плоти» («Le Diable au corps»), написанный в 17 лет, был напечатан в издательстве Бернара Грассе в 1923 году. Что касается «Бала у графа д’Оржеля» («Le Bal du comte d’Orgel»), то он вышел в свет уже после смерти автора (не исключено, что над текстом работал Кокто), скончавшегося от брюшного тифа, едва успев поставить в рукописи последнюю точку. Проживи Радиге 80
Номер 64. Жорж Батай. Романы и повести (1928–1962)
Батай — скандальный автор, который нравится молоденьким девушкам. Когда я учился в лицее, мои одноклассницы по нему с ума сходили. Читать его странные короткие тексты — «Мертвец», «Моя мать», «Небесная синь» — было особым шиком. Я ревновал к этому старому извращенцу. Проделайте такой опыт: предложите знакомым почитать что-нибудь из Батая — и репутация мрачного эротомана вам обеспечена.
Лично я получил Батая в подарок от издательства «Gallimard» — в серии «Плеяды». Читал я его в Бухаресте. И мне не стыдно признаться: это был первый в моей жизни томик «Плеяд», при чтении которого у меня встало! (Или это было от румынской водки? От песни Клодины Лонже, которую я слушал на айподе? От присутствия помощницы моего румынского издателя — вылитой Натали Портман?) Жорж Батай — это литературная задница. Задница революционная и в высшей степени интеллектуальная, это верно, но все-таки задница! «Мадам Эдварда» (1941) — рассказ о том, как шлюха, считающая себя Господом Богом, катается по пыльной улице, а потом завлекает в свои сети таксиста. «История глаза» (1928) — Симона садится голым задом в тарелку с молоком, мочится на живот своему приятелю, после чего делит с ним подружку. Вот начало этого произведения: «Меня воспитывали в одиночестве, и, сколько я себя помню, я жутко боялся всего, что связано с сексом». (Вот это самое «сколько я себя помню» напоминает мне первые строки «Отступников» Скорсезе: «As far back as I can remember, I’ve always wanted to be a gangster» [59] Главное — не читайте литературоведческое предисловие (оно, конечно, чрезвычайно познавательно, но от него у вас точно не встанет). Беритесь за текст сразу, без долгих размышлений, проникайте в Батая без предварительной подготовки! И вам откроется чудовищно свободный писатель, пишущий прозой поэт, ласковый больной. «Небесная синь» (написана в 1935 году, опубликована в 1975-м): садомазохистская связь с тремя восхитительными некрофилами в Лондоне, Барселоне и Трире; «персонаж, который растрачивает себя, беспробудно пьянствуя, проводя ночи без сна и меняя любовниц как перчатки, — и так до смертного часа». «Моя мать» (посмертная публикация, 1966): алкоголичка наносит сыну душевную рану, получая наслаждение чаще его. «Сожми зубы, сынок, а то ты похож на собственный стручок, исходящий злобой стручок, от которого мое желание неизбежно сморщивается». Нарушить сразу столько табу — ну не прелесть? «Мертвец» (посмертная публикация, 1967): нимфоманка по имени Мари после смерти любовника устраивает в кабачке групповушку.
59
«Сколько я себя помню, я всегда боялся, что стану гангстером» (англ.)
Обожаю атмосферу Батая. Представляю себе ту эпоху: повальная цензура, озабоченные крупные буржуа тайком цитируют Бодлера и Сада — и вдруг он, со своим «лихорадочным даром». Хотелось бы мне увидеть Батая на заседании какой-нибудь толстопузой редколлегии! Не могу без волнения думать об этих художниках, обладавших вполне «чиновничьей» внешностью. Они сломали привычные границы допустимого, заговорили о теле, о сексе так, как никто до них не говорил, и в то же время были завсегдатаями чопорных ужинов на улице Себастьена Боттена или Университетской улице… Сначала Пруст с его борделями для геев, потом Доминик Ори, сочинивший «Историю О», чтобы произвести впечатление на Полана. «Полан — дьявол», — вроде бы сказал Мориак, узнав о том, что его избрали членом Французской академии. То же и Батай — дьявол в обличье Жоржа Помпиду. Он прятался под псевдонимами и невозмутимо взрывал французский язык при помощи своих коротеньких и загадочных текстов: «Представляю себе молодую шлюху, красивую, обнаженную и печальную в своей свинской радости». Какая роскошь подлого юмора! Куда сегодня подевались все провокаторы? Читая Батая в полуподпольном издании Повера, люди обливались потом… А теперь он выходит в серии «Плеяды» — вместе со своей яростью, безумием, бесчинствами и скандальностью. Это не значит, что романы этого ненормального потеряли в силе. Это значит, что Батай выиграл войну. С тех пор как он умер в 1962 году, по парижским улицам прогуливается нагишом гораздо больше женщин — элегантных, голых, печальных и свински веселых.
//- Биография Жоржа Батая — //
Жорж Батай родился в Пюи-де-Дом в 1897 году и умер в Париже в 1962-м. Католический писатель, он прочитал Ницше и превратился в сюрреалиста и беспутника. В предисловии к плеядовскому изданию Дени Олье удачно называет его «Гюисмансом наоборот». Батай убежден: для того чтобы разрушить капиталистическое общество, необходимо нарушать его законы. Одержимый сексом и смертью, в конце концов он перестал отличать одно от другого. В его стиле смешались святотатство и удовольствие, зло и желание, Эрос и Танатос. «В ужасе на краю могилы есть нечто божественное, и я погружаюсь в ужас, сыном которого являюсь» («Моя мать», «Ma mère»). Он подписывался разными псевдонимами: Лорд Ош, Пьер Анжелик, Людовик Тридцатый. Писал философские эссе и грязно-порнографические повести. Считал, что оставит свой след в истории как автор эссе («Внутренний опыт», «L’Expérience intérieure», 1943; «Проклятая часть», «La Part maudite», 1949; «Литература и Зло», «La Littérature et le Mal», 1957). Но с «Историей глаза» («Histoire de l’oeil») попал пальцем… в глаз! Как и все гении, он понятия не имел, что именно выходило из-под его пера. Потому и продолжал писать.