Конец
Шрифт:
— Ладно, пошли за сумками, — говорит Ньевес. — А то стоит только начать… У этой темы конца не будет.
— Это точно, — добавляет Ампаро.
Кова, Марибель и Уго двинулись в сторону приюта, за ними — Ибаньес, Ньевес и Ампаро, которые все еще посмеиваются над шуточками, услышанными в ходе перепалки.
Мария с Хинесом последними покидают тенистый угол, хотя площадь его незаметно уменьшилась за то время, пока продолжалось импровизированное совещание. Мария чуть отстает и удерживает Хинеса, схватив его за руку. Они ждут, пока остальные отойдут
— Что? Что случилось?
— Там, внизу, в палатках…
— В палатках скалолазов?
— Да. Я увидела там кое-что… что не поддается логическому объяснению.
Мария смотрит на дверь приюта, и Хинес тоже поворачивает голову в ту сторону. Все уже вошли внутрь, и на пороге больше никого не видно.
— Давай говори, — велит Хинес, — не тяни… Я… я на самом деле тоже очень сильно обеспокоен тем, что происходит.
— Понимаешь, это я заглянула в ту палатку, которая попросторнее. Когда имеется две палатки, в большую обычно сносят всю экипировку, а в маленькой спят — она вроде как запасная…
— А тебе откуда известны такие подробности?
— Я в былые времена занималась скалолазанием, когда гуляла с одним парнем…
Мария на миг замолкает, смотрит на Хинеса и добавляет с заметным напряжением в голосе:
— Тогда я еще не была проституткой, тогда еще не была.
— Да разве я что-нибудь?.. — протестует Хинес. — У меня и в мыслях ничего такого не было.
— Значит, мне только показалось… Но это сейчас не важно! Эти люди… все свое снаряжение они оставили в палатке — а френды, например, стоят огромных денег…
— Френды?
— Да, так это называется, это такие приспособления, которые расклиниваются, их используют для страховки, когда есть трещины. В этом вашем ущелье встречаются трещины?
— Трещины? Да, разумеется, и очень длинные.
— Ну вот! Как раз в таких случаях их используют и всегда берут с собой весь набор целиком — четырех-пяти разных размеров. По сто евро штука… Вообрази… Понимаешь теперь? Ни один скалолаз не оставит такое богатство в палатке; их всегда надо держать при себе, чтобы можно было время от времени погладить. Ты слышишь меня? О чем ты думаешь?
Хинес погрузился в раздумья, потом медленно поднял голову и повернул ее в сторону приюта, хотя явно не видел его, полностью растворившись в своих мыслях.
— Хинес!
— Прости, — говорит он, сразу возвращаясь к действительности, — я все слышал, я все слышал. Я думал как раз об этом, именно об этом… Этого я и боялся.
— Чего? О чем ты думал?
— Как и ты, я думаю, что здесь происходит что-то странное, но пока не знаю… Кстати, ты рассказала женщинам… которые были с тобой?
— Попыталась было, хотела обратить их внимание, но… Прям ругнуться охота! Твои подруги какие-то получокнутые… Да, и не смотри на меня так. Дуры набитые… за исключением Ковы, только она одна о чем-то догадывается… но остальные… Ампаро все пытается остроумничать, но на деле… И эта Ньевес… Уф!
— Похоже, ты не слишком и настаивала…
— Не знаю, мне показалось… наверное, мне показалось… мне не хотелось с ними спорить.
— Ты была в меньшинстве.
— И кроме того… по правде говоря… по-моему, история с этим типом… Рафой, который якобы пропал… Тут совсем не то, что они предполагают, и… в общем, я не хотела еще больше пугать бедняжку Марибель.
— Но все-таки скажи, что ты об этом думаешь? Что, на твой взгляд, тут произошло?
— Не знаю, не знаю, не знаю и даже думать сейчас об этом не желаю. У меня есть только подозрения. И я не хочу…
— Занятно… у нас с тобой похожие ощущения и ход мыслей один и тот же…
— Как интересно! Выходит, ты больше похож на меня, чем на своих друзей.
— Я впутал тебя в славную историю, да, Мария?.. А тебя и вправду зовут Мария?
— Почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
Из-за последнего вопроса Хинеса Мария как-то сразу нахохлилась, насторожилась.
— Да ладно тебе! И какая, в сущности, разница? — говорит Хинес. — Я тебя впутал в неприятную историю; а ведь возможно, кто-то пытался до тебя дозвониться или у тебя были на сегодня какие-нибудь планы.
— Не исключено. Но знаешь, что я тебе скажу? Я чувствую себя вполне неплохо, слышишь? Как будто на каникулах. Мне слегка надоела жизнь, которую я веду.
— А почему ты ее ведешь?
— Я плачу взносы, чтобы потом получать приличную пенсию.
— Неужели?! Ты уже об этом думаешь? У меня в твоем возрасте и мыслей не возникало ни о какой пенсии.
— А я в твоем возрасте уже буду пенсию получать. И мне не придется больше вкалывать. Вот в чем разница.
— А разве я говорил тебе, что работаю?
Мария на какое-то время умолкает, разглядывая лицо Хинеса, на котором вновь застыло выражение полнейшей отрешенности.
— Знаешь, не парь мне мозги! — выходит из себя Мария. — Тебе-то ведь не приходится ублажать клиентов в койке, как мне. Ты наверняка сидишь в собственном кабинете или где там еще… Да откуда мне знать! Но ты работаешь, это точно. Раз у тебя такие друзья, вряд ли ты принадлежишь к сливкам общества… Так что…
— Эй! Голубки! Мы запираем дверь.
Уго внезапно возникает в дверном проеме. Мария с Хинесом вздрагивают от неожиданности, услышав его крик. Потом они поворачиваются и, прервав разговор на полуслове, направляются к приюту.
— Да не спешите так, не спешите, пока еще не все готовы. Кое-кто пошел в туалет. Но вы все-таки не слишком прохлаждайтесь, — говорит Ибаньес, высунув голову в дверь и на миг загородив вялую и кривоватую улыбку Уго.
Этот дом стоит гораздо выше всех остальных, так что от него хорошо видны две глубокие колеи, которые тянутся вниз по каменистой земле, — они образуют что-то вроде дороги с неровными краями. Если бы не электрические провода, натянутые на бетонных столбах, никому бы и в голову не пришло, что эта крутая тропа претендует на звание улицы, вдоль которой выстроились фасады немногочисленных домов.