Конечная остановка
Шрифт:
"Как-нибудь все у нас наладится... Если перспектива назад в историю не смотрит..."
В 6.00 всем арестантам в Американке, она же СИЗО КГБ, надзиратели-ключники играют подъем. Ходят по кругу вертухаи и стучат ключами в дверные кормушки. Значит, пришло время оправки для зеков, иных счастливых часов, кроме тюремного расписания, не наблюдающих. Покамерно заключенных и подследственных, коим здесь запрещено иметь наручные и другие часы, конвоируют в отхожее место. Те, у кого по камерам не предусмотрено этакого канализационного удобства, могут справить большую нужду на эмалированном толчке
Там же в коммунальном сортире красноказарменного образца полагается опорожнять, мыть и обеззараживать хлоркой парашу из камеры. Емкость для малой нужды в Американке весьма примечательна. Очень походит формой и размерами на портативный унитаз со стульчаком, крышкой и ручкой для транспортировки. Правда, он не белой, а серо-зеленой пластмассовой расцветки. Стульчак под стать и под сраку коричневый, цвета подсохшего дерьма. Видимо, на него следует садиться зекам, то есть зечкам чисто женского пола или опущенным, кому мужчиной быть не положено.
Параша демисекс, - отметил Змитер.
С появлением в камере Евгена он точно вернулся к прежней наблюдательной жизни профессионала. Положительно в умственном отношении, в уме, мысленно. Если записывать эти наблюдения он не рискует, - боится, что изымут, - то запомнить их ему по силам. В будущем непременно пригодится.
На утреннюю оправку Евген не пошел. Змитер его понял. Не так-то просто человеческому организму приобрести привычку-рефлекс гадить по расписанию. "Особисто, коли срать - да нечем".
На завтрак по тюремному обыкновению дежурный вертухай-баландер притаранил овсянку. Если сдобрить маслом, сахаром и сухофруктами, то ничего, не приедается,
Евген привычно-брезгливо изучил железную миску с овсянкой. С не меньшей брезгливостью он вчера исследовал на предмет съедобности сырую тертую свеклу с селедкой на ужин. Тем не менее, подчистили они, будь здоров, и вчерашнюю, и утрешнюю тюремную кормежку.
С утра оба сокамерника хмуро безмолвствовали. Евген добыл из собственного своего кешера толстую тетрадищу формата А4, уселся за угловой стол справа от умывальника под окошком. Змитер улегся кемарить до прогулки, размышлять по времени и месту.
По его недолгому тюремному опыту и наблюдениям, формой все камеры в Американке одинаковы. Представляют собой нарезанные трапеции двенадцати шагов в длину. Три-четыре шага у двери от стены до стены. Пять-шесть шагов у оконного проема с красно-коричневым стеклопакетом и намордником снаружи, сваренном из арматурных штырей. Некоторые камеры-трапеции чуток пошире. Это там, где помимо раковины есть унитаз с фановой трубой. Но таковское обустройство только для 4-5 зеков в одной камере.
Камеры в виде трапеций из-за того, что тюремное здание выстроено в форме круглой коробки из-под торта, или, если угодно, картонки для дамских шляп великосветского дизайна.
Большая часть тюремных камер, то есть все те, что на втором этаже, расположены по окружности центрального зала. По тому же кругу, как по балкону, ходят, шарятся, шныряют надзиратели дежурной смены. Каждые две-три минуты им предписано заглядывать в дверные глазки. Рядом с каждой камерой специальные полки. На них лежат бритвенные принадлежности зеков, кипятильники, витамины, лекарства.
Как-то раз Змитер увидел на такой полке целую гору разных медикаментов. Анонимно посочувствовал какому-то хвором зеку. Заметив, куда он смотрит, конвоировавший его вертухай, немедля задернул шторку. Тюремная тайна, значит.
Между прочим, даже мельком видеть других зеков, не из своей камеры, заключенным и подследственным Американки категорически запрещено. Перемещаются по тюрьме конвоируемые зеки строжайше по отдельности. Об их секретном перемещении конвойные сигнализируют, предупреждают насвистыванием, чтобы другой конвой и прочие тюремные службисты не зевали, сторонились, обходили стороной. Или подождали, пока тайного зека не проведут, отведут, куда надо, с малохудожественным свистом.
"Свистуны влагалищные, черти драные!" - ехидно процитировал Змитер по поводу и по случаю. Правда, из другой, уж вовсе фантастической оперы. "Быть может, когда-нибудь некто Дымкин тоже напишет оперу... кому-нибудь, как свидетель, в Гаагский трибунал по расследованию преступлений белорусского лукашизма".
Чтобы подняться на второй тюремный этаж через центральный провал с круглой балконной балюстрадой, зекам и конвойным надо преодолеть два марша примечательной железной лестницы, - вернулся Змитер к мысленному описанию внутренних достопримечательностей Американки. Черт те знает сколько ему предстоит в ней кантоваться. "Подконвойно и подневольно".
Пупырчатые ступени центральной лестницы в Американке до блеска стерты, измерены шагами бесчисленных заключенных, их конвоиров, начиная с 30-х годов прошлого века, когда была построена эта вот следственная тюрьма ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ. Выстроили ее по американскому проекту, как и другие, ей идентичные спецтюрьмы в коммунистическом Совсоюзе. Наверное, отсюда происходит ее название в народе, - пришел к немудрящему умозаключению Змитер.
Наверху от лестницы ведет ответвление на центральную площадку-насест. Должно быть, когда-то на ней сидел попка-вертухай, вкруговую озирал камеры одурелый чекист. Если вместо глухих дверей с кормушками и глазками были решетки, наподобие тех, что в старых, собственно, американских тюрьмах.
На первом этаже Американки пищеблок, медкабинет, карцеры, закутки для обыска, спуск в душевую для заключенных и в баню для тюремного начальства. Также в полуподвале размещены комнаты допросов и свиданий. Дальше по коридору прочие служебные помещения. Говорят, особым заковыристым туннельным коридором оттуда можно пройти на КПП, где принимают передачи от родственников и арестантов отпускают, буде случится, на волю.
К далекой истории будь помянуты, расстрельный коридор и выход, откуда былые энкаведисты поднимали, грузили, вывозили трупы репрессированных в урочище Куропаты, ныне крепко замурованы. А тугоухой народной молве, кривотолкам, хрень на плетень, слухам о существовании некоего подземного автомобильно-железнодорожного туннеля из Американки в почтенный тюремный замок на Володарке доверять незачем.
Здесь Змитер весьма и весьма пожалел, что почти ничегошеньки не знает о совковой предыстории Американки. Но это упущение вполне поправимо. "Для очистки совести на свободе добросовестно и остросюжетно все выясним", - сочинил он неприхотливый каламбур, придя в отменное настроение и воодушевление. "И еще неоднократно выйдет зайчик погулять. Ясное дело, покуда в тюремном дворике".