Конечная остановка
Шрифт:
Почти все у нас промежуточное, незавершенное, и занадта мало окончательного. Мы словно пассажиры автобуса, какой никак вам не может добраться до конечной остановки. Хотя прекрасно знаем: время-то в пути уходит в никуда, впереди множество безотлагательных дел. Непреложно, пора бы приехать. А мы все едем и едем, для большинства незнамо куда, и неведомо когда приедем. О чем и вовсе не желает думать большая часть наших попутчиков.
Главное - будто бы хорошо ехать. А неотложные белорусские вопросы: куда? и зачем?
– во множестве случайных пассажиров ничуточки не волнуют и не тревожат. Как им мнится, белорусы
Половина сидит, половина стоит. И все трясутся... Так оно в нашем метафорическом автобусе местной фабрикации. Уж не взыщите великодушно, что цитирую вам этакий пассаж из старого диссидентского анекдота от приснопамятной мне совковской эпохи.
При этом мы, белорусы, страх как любим переливать из пустого в порожнее. Спорим бесталанно и бесцельно о том, заполнен ли наполовину стакан или же он полупуст до половины. В процессе, не имеющим итогов и результатов, ничего-либо себе решить не можем, не доливаем, не заполняем, играем с недобором и ремизом.
Кругом сплошь и рядом в политике, в экономике - серединка на половинку, недоумие, недосказанность, недоговоренность, половинчатость, недомолвки, полумеры. Живем не больше полжизни. Работаем вполсилы. Смотрим вполглаза, слышим вполуха. Общаемся с недопониманием. На круг везде получастная или полугосударственная половинчатая эклектика. И то, и это по-белорусски жидко разбавлены. Причем с недоливом, с недовесом, с недовыполнением, с недостатком всего и вся. Всюду, гляньте-тка, недоработки, недочеты и прорва недоделок.
Из того же недомыслия, из-за боязливого неумения мыслить проистекает наша штампованная белорусская разважливая облыжная рассудительность. Важно себе рассуждаем ни о чем и не приходим к каким-либо конечным выводам. Никуда полоумно не приезжаем и пустословно не въезжаем ни во что, не догоняем, не врубаемся. Пытаемся якобы рассудительно ни на кого не наехать с грехом пополам. Оттого и делаем, не делаем по жизни в недоразумении почти все и почти всегда вполовину, половинчато или частично.
По частям режем по живому, с опаской рубим у кошки хвост. Молвим, ей так не очень больно, зато она на нас, дескать, не набросится, - тривиально подсказывает нам незамысловатое недомыслие. А чуть что стрясется, обозленная кошка бросается на обидчиков - туды-растуды недоуменно разводим руками. Ах, недодумали! Ох, недоделали! Як же, як же инак?
А хвосты-то туточки с кончика начали и далей не отрубили, недовярки и недопеки!
Единственное, чего нам, белорусам, всегда удается, так это выпить шляхетно до конца, до донца. Следовательно, поднимем бокалы. Изопьем же наши чаши неминуемые, ясновельможные! Изыди зло, да застанутся и задержатся наши добрые мысли и пожелания, дамы и господа! Чтоб ничего наполовину, но все сполна, вполне у нас получилось и случилось!
За неслучайные тост и спич Алексан Михалыча избранные гости его, естественно, вкусно выпили, добротно закусили. После чего Двинько, витиевато извинившись перед дамами, остающимися без мужского общества, ненадолго пригласил к нему в кабинет адвокатов Шабревича и Коханковича. Женам и родственницам должно быть понятно, что мужчинам надо перекурить. Возможно, нечто
– ...У моей подзащитной, у отмороженной Таньки Бельской, совсем башня съезжает. Прелестно отвечаю на ваш деликатный вопрос, мой Алексан Михалыч, об отсутствующей даме, вам, к счастью, незнакомой.
Наша прелесть Тана громко не плачет. Но, того и гляди, зачнет на тюремщиков взбешенной революционной кошкой накидываться. Вскипает разумом возмущенным. Альбина уж боится о свиданках с ней договариваться со следователем и тюремными начальничками.
А як там твой терпила, Мишук?
– Змитер-то? Вроде анияк терпимо, молодцом держится. По крайней мере, сегодня, когда мы беседовали тет-а-тет в уединенции допросной комнатки. Выглядит собрано, гораздо лучше, чем в первый раз две недели тому назад. Выразительно без слов вручил мне те исписанные листочки, которые я вам благонадежно передал по назначению, Алексан Михалыч.
Змитруку я с удовлетворением поведал и вам обоим докладываю, что статью о хранении и сбыте наркотических веществ с него вскорости снимут. С извинениями. Как только Минский городской суд соблаговолит рассмотреть по факту необходимость содержания под стражей моего подзащитного.
Груз и не его, и сам он не при делах. Свидетелей и доказательств сбыта следствие нам не предоставило по вполне вероятным причинам. На нет и суда нет, если благополучно отсутствует доказательная база обвинения.
Зато в наличии полученное посредством электронной почты письменное заявление, скрывшегося неизвестно куда лейтенанта имярек из президентской охранки. Якобы тот оборотень в погонах крышевал, подлец, кокаиновый наркотрафик. Злостно злоупотребляя служебным положением, как мне удовлетворенно доложил следователь СК, ведущий дело гражданина РБ Ломцевича-Скибки В. Д.
Известно-неизвестный мафиозный лейтенант объявлен в международный розыск. В том разе по линии Интерпола. Собственно, на основании грубого подлога и подтасованных свидетельств. Но это никого не тревожит, если разыскивать, вероятно, уж некого.
Однако на волю содержащемуся под стражей в СИЗО КГБ гражданину Ломцевичу-Скибке торопиться и собираться преждевременно. Дело его внезапно и неоднозначно переквалифицировано с народной статьи три-два-восемь на статью 130, часть 2 УК РБ. Речь идет об обвинении в действиях, направленных на разжигание национальной розни или вражды путем деяний, совершенных должностным лицом. Мотивы данного якобы должностного лица, улики против него и предлог - целый ряд его авторских публикаций в информационно-аналитическом еженедельнике "Знич". Показания главного редактора означенной газеты, кому принадлежит псевдоним: Олег Инодумцев, к делу подшиты и вчера были даны на ознакомление адвокату подследственного. То есть вашему покорному слуге, досточтимые коллеги.
– Змитеру вы о том сказали, наш многоуважаемый Михал Василич?
– Пока нет, Алексан Михалыч, жду вашего совета, в какой форме ему преподать столь неприятное известие.
– Подумаем, Михал Василич, подумаем докладно, - огорошено нахмурился Двинько.
Повертел в руках трубку, но за табаком не потянулся, решив погодить с курением. Достаточно в писательском кабинете извергающего сигаретный дым Мишука. Между тем Лева Шабревич вообще не курит. То ли бросил давным-давно с концами, то ли никогда не начинал.