Конечная
Шрифт:
– Рассудок, – подсказала Тина. – Сознание. Ум. Что-то такое. По крайней мере, какую-то часть.
– Ага, – подтвердил мальчик, утерев подтекающий нос тыльной стороной ладони. – Ты постепенно забываешь все, что знал и умел. Несколько минут – и ты сидишь, как эт' само, капуста на грядке, и пускаешь пузыри из носа, пока он не наестся. Хуже и придумать сложно. Никому не пожелаешь.
– И поэтому, – Тина строго наставила на Диану палец. – Слушать надо, когда тебе помочь пытаются. Не ты одна могла пострадать, ясно?
– Ясно, –
Тина уронила руку на стол и устало фыркнула. По тону гостьи было очевидно, что из сказанного она поняла в лучшем случае половину. Но ликбез выживания откладывать больше было нельзя, и она заговорила, стараясь произносить слова медленно и четко:
– Значит так. Если заиграет веселый марш задом наперед – смотри только в пол. Увидишь зеленые глаза – съедешь с катушек тут же и навсегда. Поняла? Дальше: зеркала мы завесили простынями, к ним не подходи вообще. Мы не знаем, на каком из них нарисована лесенка. И главное: если услышишь скрип…
– Беги, – внезапно без заикания выпалил Паша. Диана заметила на его лбу капли пота.
– Беги, – подтвердила Тина. – Гроб на колесиках и так сожрал слишком многих. Когда он близко, хочется в него лечь. С двух-трех метров – непреодолимо. А из тех, кто лег, уцелел только Паша.
Диана снова перевела взгляд на заику. Тот вцепился обеими руками в край стола. Его правый глаз дергался почти непрерывно.
– Что… – слова, как и мысли, все еще давались ей с трудом. – Что там было?
Лицо подростка исказила нечеловеческая мука. Глаза закатились, а руки отцепились от стола и бешено выплясывали в воздухе в тщетных попытках что-то изобразить. Вместе со звуками из его рта, в уголке губ показалась пена:
– Т-т-т г-г-г гр-гр-гр гл-гл-гл к-к-к…
Тина с Костей одновременно сорвались со своих мест. Мальчик схватил друга за руки, с огромным трудом удерживая их относительно неподвижными, а девушка склонилась над ним, прижав к груди его голову и успокаивающе поглаживая по волосам.
– Ш-ш-ш, все хорошо, его здесь нет. Только мы, мы с тобой, видишь? Видишь? Все хорошо…
– Не спрашивай, – бросил через плечо Костя. – Не может он. Ни сказать, ни написать, ни нарисовать. Слишком сильно эт' само, колотит.
Диана виновато потупилась. Следующие несколько минут она занималась тем, что пыталась уложить в голове поступившую информацию. То ли от убедительности рассказчиков, то ли от помутнения рассудка, она ни на секунду не подвергала ее сомнению. Только когда Костя с совсем не по-детски тяжелым вздохом опустился на скамью напротив, она вышла из оцепенения.
– Вот так, молодец, – негромко приговаривала Тина, поддерживая у Пашиных губ стакан с какао. – Ты у нас сильный, ты справляешься. Уже легче, правда? Ты пей-пей…
– Тина, – странно изменившимся голосом окликнул ее Костя, сосредоточенно разглядывая алюминиевую ложку со следами сгибов. – Эт'само…Мы
Диана непонимающе подняла голову. Неестественно глядя прямо перед собой, ребята вылезли из-за стола и, как по команде, двинулись в сторону кухни.
– А давайте поиграем, – с нажимом проговорила Тина и пихнула Диану локтем, проходя мимо. – Видите – под потолком штукатурка осыпалась? Мне кажется, это пятно похоже на…
Со стороны входа раздался тяжелый хрип. Диана рефлекторно повернула голову. В ее сторону, согнувшись почти пополам, двигался еще один подросток. Но этот разительно отличался от остальных.
Его синюшно-белая кожа блестела, как воск, еще сильнее выделяя черные с красным провалы глаз и открытого рта, из которого, оставляя темную дорожку на полу, стекала слегка пузырящаяся черная жижа. При движении он ритмично содрогался и прерывисто хрипел – казалось, что он уже очень долго переживает сильнейший приступ рвоты.
– На котенка, – отрывисто подсказал Костя, нарочно шмыгнув погромче.
– Б-без хв-воста, – кивнул Паша. – Д-давай с-с-с нами, Д-д-д…
– Кто это? – спросила Диана, наконец поднявшись. – Ему плохо?
– Здесь. Никого. Нет, – отчеканила Тина. – Позже все объясним. А сейчас иди сюда и поиграй с нами.
Девочка перевела непонимающий взгляд на странного изгоя. Тот уже подошел достаточно близко, чтобы его хрип пробирал сильнее, чем скрип пенопласта по стеклу. Но еще больше пробирал его взгляд. Наполненный нечеловеческой ненавистью взгляд бездонных черных глаз с полностью залитыми кровью белками.
– Если бы здесь кто-то был бы, – осторожно, подбирая слова, проговорил Костя, с мольбой скосив глаза на Диану. – Он бы ушел, если бы его эт' само…не замечали.
Паша сглотнул и сделал шаг назад, пытаясь вслепую нашарить руку проблемной гостьи, но та отстранилась и упрямо топнула ногой:
– Так нельзя! Ему больно!
– Д-диана… – Паша сделал еще шаг, но опоздал – бледный мальчик добрался до нее первым.
Хрип резко оборвался и в комнате воцарилась тишина. Тина осторожно обернулась и выругалась шепотом.
Кроме них троих в столовой никого не было.
***
Холодно. Холодный белый свет мучительно режет глаза. Холодная белая подушка, холодная белая простыня, холодная белая стенка, твердая, как стиснутые до скрипа зубы. А где-то глубоко в животе – единственный, кажется, во всем мире источник жара. Как будто кто-то залез туда раскаленной докрасна кочергой и пытается намотать на нее кишечник. Стон сквозь зубы – никто не слышит. Никто не хочет слышать. Никто не придет. Никогда.
Пробел в помутненном сознании милосердно выдернул Диану из кошмара. Она скатилась с койки и скорчилась на полу, держась за живот. Боль. Оказывается, она не знала ее и наполовину.