Конечная
Шрифт:
– Я не знал… – виновато пробормотал Костя. По его щекам побежали слезы, и он даже не думал их прятать. – Никто не должен…
– У меня нет жизни, – в голосе Дианы тоже зазвенели слезы. – Мне приходиться жить чужую. Вы знаете, каково это, когда кругом столько людей – целый мир! И никто, совсем никто не считает тебя полноценным человеком? Меня унижают дома, унижают в школе, унижают на улице, меня уже дважды грозились убить. Вы знаете, каково жить в постоянном страхе? Я нигде…я никогда…мне ни разу еще не было так хорошо, как с вами. Не прогоняйте меня…пожалуйста…
Горькие
– Ну-ну, – ласково прошептала Тина, поглаживая новую подругу по плечу. – Мы не гоним. Мы просто беспокоимся, что с нами тебе будет хуже.
– Точно будет, – буркнул Костя. – В пустошах – Ворон, здесь – ты уже повидала, что…
– Что за ворон? – переспросила Диана, отчаянно стараясь не всхлипывать.
– Господин Ворон, – с каким-то благоговейным страхом отозвалась Тина. – В пустошах нельзя долго без огня, а к огню каждый раз приходит он. Приносит подарки – игрушки, украшения, одежду…
– Звучит не так уж страшно, – улыбнулась сквозь слезы Диана. – А почему Ворон?
– У него есть маска, – мрачно ответил Костя. – С черными перьями и большим острым клювом. Когда он ее надевает, нужно упасть на землю и не шевелиться. Даже глазами двигать нельзя. Если шевельнешься…
Мальчишки одновременно бросили взгляды на Тину и тут же смущенно отвернулись. Та, поколебавшись, отстранилась и отодвинула рукой челку.
На месте виска и второго глаза в ее черепе зияла кроваво-красная дыра, будто пробитая несколькими точными ударами чего-то узкого, но твердого и очень острого. Увидев в глазах Дианы страх, она опустила волосы на место, снова скрыв свое увечье, и проговорила:
– Это больно. Очень.
– Мне…мне так жаль… – Диана несмело дотронулась до руки Тины. – Правда жаль. Но все же…все же вы выжили. Значит и я смогу.
– Выжили? – губы Тины исказила болезненная усмешка. – Я бы так не сказала. Неужели ты еще не поняла, что мы трое давно мертвы?
– Мертвы… – слабым эхом повторила Диана. Она, наконец, начала понимать.
– К тому же, открою тебе секрет: мы трое были здесь не единственными обитателями. В разное время нас было несколько десятков. Ты понимаешь, что это значит? Десятки детей самыми ужасными способами теряли разум, жизни, души – и все это практически у меня на глазах. Поэтому я спрошу в последний раз: ты хорошо подумала?
– Да, – тихо ответила Диана после паузы, сглотнув, и подняла на Тину взгляд, полный страшной, тяжелой решимости. – Да. Все лучше, чем…
– Ничего ты не понимаешь! – взорвался было Костя, но Паша остановил его жестом.
– Хв-ватит. Она ре-ре-ре…решила.
Троица помолчала. Затем Тина вздохнула и грустно произнесла:
– Насколько я понимаю, сейчас ты спишь, укрывшись одеялом. В следующий раз ложись без него. Сначала будет очень холодно, холоднее, чем тебе когда-либо было. Потом холод отступит и ты испытаешь такую же абсолютную боль. А потом…потом начнется непрекращающийся кошмар, из которого не будет хорошего выхода. Не говори, что ты готова. Никто
Диана медленно кивнула головой на одеревяневшей шее. Ей было непередаваемо страшно. Но другого пути она не видела.
– Вс-стретимся на п-первом… – Паша побледнел, не договорив.
В следующее мгновение все поняли, почему.
– Гроб на колесиках, – прошептал Костя и схватился за руку Тины, как утопающий за дырявый спасательный круг. – Бежим!
Троица ринулась к лестнице. Паша на бегу схватил Диану под локоть, но не смог сдвинуть с места и остановился сам. Он тормошил ее за плечо, что-то кричал ей с расширенными от запредельного ужаса глазами, но смысл криков до нее не долетал. Как загипнотизированный удавом кролик, она смотрела на приближающуюся угрозу.
Из дальнего конца коридора в ее сторону медленно, с режущим ухо скрипом ехала медицинская каталка. На таких, должно быть, перемещали по местным коридорам лежащих без сознания пациентов. Сколько из них бились в горячечном бреду? Сколько умирало? Сколько было уже мертво?
От других подобных каталок эту отличало наличие полупрозрачной пластиковой крышки. Словно в ответ на долгожданное внимание, крышка так же медленно и плавно откинулась, обнажив жесткое на вид нутро, выстланное бурой клеенкой. И эта жесткость вдруг показалась Диане самым приятным, самым желанным тактильным ощущением на свете.
– …ись, – долетело до ее слуха как сквозь вату.
«Интересно, – мелькнуло на задворках ее сознания. – Почему крышка будто вся исцарапана изнутри?»
В ее левую щеку с оглушительным хлопком врезалась Пашина пятерня.
– Проснись! – истошно, с надрывом выкрикнул он, за секунду перед тем, как его утянули на лестницу руки друзей.
И Диана вдруг вспомнила. Вспомнила, что ей говорили про гроб. Вспомнила – и тут же ощутила, что стоит на границе такого ужаса, которому люди боятся даже придумывать название. В последний момент она дернулась, закричала – и проснулась.
***
Коридор, лестница, коридор – Валентин бежал так быстро, как ему позволяли закостеневшие от холода суставы.
«Она ведь передумала, да? – отчаянно билось у него в голове. – Пожалуйста, хоть бы она передумала!»
Он нашел ее на третьем этаже, свернувшуюся у выбитого окна.
Способности его не подвели. Это и был мальчик в шапке со смешным синим помпоном. Мальчик, который очень хотел, чтобы его звали Дианой.
«Или девочка? – мелькнуло в голове Валентина. – Одна против целого мира…»
На ее синем лице лежал тонкий слой снега. Должно быть, прошла уже пара дней. Той ночью был сильный мороз, а следующей – снегопад…
Онемевшие, и не только от холода, пальцы с трудом попадали по кнопкам телефона.
– Алло?
– Я нашел ее, – тихо сказал Валентин, опустившись на колени рядом с телом.
– Ее? – не понял голос. – Нашего дурачка что ли? Так тащите его домой! Я ему устрою…
– Она не придет, – перебил отца экстрасенс с предательской дрожью в голосе. Ужасные слова. Просто произнести их уже было пыткой.