Конечно, это не любовь
Шрифт:
Единственное, что страдало от присутствия Драко в жизни Гермионы, это отношения с Шерлоком. Они не перестали быть друзьями, но виделись значительно реже. Шерлок утверждал, что при мысли обо «всей этой любовной чепухе» его начинает тошнить, и теперь избегал бывать у Гермионы в гостях без необходимости. Тогда Гермиона стала заходить к нему, но быстро прекратила — в своей берлоге Шерлок был готов общаться либо с клиентами, либо с черепом по имени Билли, но никак не с Гермионой. Кроме того, он повадился таскать где-то части человеческих тел, его квартира пропахла формалином — от этого тошнило уже Гермиону.
Возможно, именно поэтому, собравшись во второй раз побывать в Австралии,
Она избегала даже мыслей о поездке к родителям несколько лет. Они были живы, здоровы, растили дочь — этого было достаточно, чтобы не переживать за них. И все-таки ей очень хотелось хотя бы еще раз увидеть их. Пусть они не узнают ее — не страшно. Достаточно будет того, что они поговорят с ней.
Сначала Гермиона запрещала себе об этом и думать, но постепенно план сформировался в ее голове, обрел весьма ясные очертания — и начал претворяться в жизнь. Гермиона засела за книги по ментальной магии и магической психологии — чтобы убедиться, что действительно нет способа восстановить удаленные воспоминания. К сожалению, информация в книгах была предельно конкретной и не подлежала сомнению. Тогда Гермиона решила съездить и просто пообщаться с семьей. Выпить оборотное зелье, представиться кем-то еще — и просто посидеть на кухне в их доме, послушать, как папа жалуется на клиентов, посмотреть, как мама ставит чайник на плиту.
Она не говорила о предполагаемой поездке Драко до того момента, пока не получила порт-ключ. Шерлоку сообщать не стала, предположив, что ему это не слишком интересно — он как раз был занят очередным делом.
Путешествовать порт-ключом было значительно приятней и быстрей, чем самолетом. Она переместилась на заранее подготовленную пустую площадку, выпила оборотное зелье, превратившее ее в одну из коллег — ведьму на пару лет младше нее, светловолосую и достаточно высокую, — после чего аппарировала к дому родителей и остановилась недалеко от низкой ограды, за которой на траве лежала ее младшая копия — ее сестра.
Девочке было около семи лет, но она с явным удовольствием читала какую-то толстую книгу (Гермиона не смогла разглядеть название) и грызла яблоко. Гермиона простояла минут пятнадцать, безотрывно глядя на девочку, но вдруг она почувствовала ее взгляд и оторвалась от книжки. С минуту любопытство боролось в ней с воспоминанием о родительский наставлениях — не общаться с незнакомцами, — но любопытство победило, она отложила книгу и подошла к ограде.
— Здравствуйте, — произнесла она. — Вам чем-нибудь помочь?
— Привет! — ответила Гермиона. — Прости, что отвлекла от книги. Видишь ли, раньше я жила в доме неподалеку, еще когда была маленькой.
— Ты вспоминала своих маму и папу? — удивительно точно предположила девочка. Гермиона кивнула, сглотнула и с трудом спросила:
— Как тебя зовут?
— Елена, как Елену Троянскую, — гордо сказала девочка, а Гермиона почувствовала, что с трудом сдерживает слезы.
Мама рассказывала, что, когда выбирали ей имя, они с папой долго спорили — он хотел выбрать что-нибудь из Шекспира, а мама — из античной истории. Договорились на Гермионе. А в этот раз мама одержала победу.
— Милая, все в порядке? — раздался с крыльца родной мамин голос, и Гермиона едва не ответила: «Да, мама», но вовремя сдержалась. Ответила Елена, заодно рассказала, что Гермиона раньше жила здесь, а теперь скучает по родителям.
Мама вышла из дома и приветливо сказала:
— Добрый день, мисс.
— Здравствуйте, — ответила Гермиона. — Извините за беспокойство.
Она повторила свою историю, и, похоже, мама услышала в ее голосе
— Выпьете чаю?
Гермиона не могла отказаться, и вскоре уже сидела на кухне Уилкинсов, пила ароматный крепкий чай с молоком и участвовала в милом, светском разговоре. И пусть мама не узнавала ее, она ей улыбалась, подливала чай, а Елена сидела рядом и без стеснения рассказывала о своих любимых книгах. Она была куда более живым и свободным ребенком, чем сама Гермиона.
Вскоре с работы пришел и папа — как всегда, он нежно поцеловал маму в уголок губ, улыбнулся, обнял подбежавшую к нему Елену и потрепал ее по волосам. Мама представила ему Гермиону, и он вежливо пожал ей руку и пошутил про английскую ужасную погоду и австралийский рай. Но Гермиона поняла, что ей пора уходить — папа хотел побыть со своей семьей. На прощанье она обняла Елену, еще раз пожала руку папе, улыбнулась маме — и вышла из их дома. В прошлый раз в Англию ее привез Шерлок — держал за руку до тех пор, пока они не добрались до ее квартиры, а потом, наверняка стиснув зубы и ругая ее на все лады, сидел с ней на кровати и обнимал за плечо до тех пор, пока она не уснула, а потом уложил поудобней и укрыл одеялом. В этот раз ей пришлось справляться самостоятельно, и до места активации порт-ключа она добралась с трудом. Дома Гермиона сразу закрылась у себя в комнате, и Драко не беспокоил ее, так что она смогла наплакаться вволю. И с тех пор действительно была сама не своя.
— Мне стоило поехать с тобой, — сказал Драко тихо. Гермиона ничего не ответила, но осторожно освободилась из его объятий, поцеловала в щеку и предупредила, что вернется поздно.
А потом аппарировала на Сент-Джон-стрит. Ей повезло — Шерлок был один: в пижаме и халате он прыгал вокруг большого стола с колбами, микроскопом, спиртовками и человеческой головой и что-то изобретал или проверял. Услышав хлопок аппарации, он отложил свой опыт, потушил огонь в спиртовке и повернулся к Гермионе.
— С ними все в порядке? — спросил он вместо приветствия.
Гермиона кивнула и улыбнулась — от одного вида Шерлока ей стало легче.
— Ты не нашла способ вернуть им память?
— Ни одного. Воспоминания удалены. Безвозвратно.
Шерлок задумчиво отложил пинцет, снял резиновые перчатки, потер подбородок и произнес:
— Исходя из моего опыта, это не так.
Конечно, это не любовь. Глава 18.2
Шерлок сел в кресло и сложил перед собой руки не то в молитвенном, не то в медитативном жесте. Скорее, все-таки в медитативном — Гермиона помнила его категоричные высказывания о Боге и воскресных службах, и, насколько она знала, его взгляды на религию не изменились с тех пор, как ему было девять.
— Механизм работы человеческой памяти достаточно прост, — произнес он, глядя в пространство.
Гермиона так и осталась стоять, при этом тщательно сдерживалась, чтобы начать грызть ногти от волнения.
— Проще всего было бы привести пример с компьютером, но тебе он будет непонятен, так что… — он перевел взгляд на Гермиону и кивнул и заговорил: — подумай о своей волшебной сумке. Она работает так: ты кладешь туда предмет, а потом с помощью заклинания призываешь его. Предметы — воспоминания, а их названия — способ извлечения. Если ты попытаешься призвать предмет, который ранее выложила из сумки, заклинание не сработает. Это — забывание. Ты думаешь, что предмет есть, знаешь, как его найти, но не находишь, потому что его нет внутри. При стирании воспоминаний механизм выглядит иначе — ты не только забыла, что выложила предмет, ты забыла команду, его название.