Конечно, это не любовь
Шрифт:
— И ты можешь вспомнить абсолютно всё? — спросила она.
— Кроме того, что я сознательно удалил, да.
Гермиона покачала головой и заметила:
— Всё-таки ты действительно гений. Расскажи мне, как ты всё это сделал. Я тоже хочу попробовать.
Он неопределённо пожал плечами и ответил:
— Только позже. А сейчас почитай мне книгу.
Гермиона засмеялась, отобрала у Шерлока одеяло, завернулась в него поплотней и снова начала читать о том, как без четверти девять в Белград прибыл экспресс Симплон — Восток.
Она читала негромко, но в этот раз понимала и проживала каждое предложение. Шерлок вопреки обыкновению не спешил посоревноваться с детективом
Она отложила книгу в сторону, зевнула и стала смотреть в окно, за которым постепенно начинало светлеть небо. Неожиданно за окном мелькнула тень, и почти сразу же Гермиона увидела зависшего в воздухе на метле Сириуса. Он махнул рукой, показывая, что пора.
Конечно, нужно было бы попрощаться с Шерлоком и сказать, что она уходит, но он выглядел удивительно милым, пока спал (а к бодрствующему Шерлоку применить определение «милый» было совершенно невозможно, ему подходило в основном «невыносимый»), поэтому она не решилась его будить и тихо выбралась в окно.
— Как всё прошло? — спросил Сириус.
— Отлично, мы помирились. А как твоя прогулка?
Лица Сириуса она не видела, но голос звучал невероятно довольно:
— Восхитительно. Гулял по городу, дышал воздухом. Давно не ощущал себя таким свободным.
Гермиона чувствовала, что должна что-то сказать, и произнесла:
— Тебя оправдают, вот увидишь. И ты сможешь больше не прятаться.
Сириус вздохнул, некоторое время молча направлял метлу, но потом все-таки ответил:
— Если оправдают, брошу всё и уеду куда-нибудь на юг, во Францию. И Гарри с собой заберу. Будем с ним настоящей семьёй.
Гермиона улыбнулась — Гарри такой план точно понравится. Он давно мечтает уехать от своих дяди и тети и очень любит Сириуса.
Дальше они летели молча — к утру еще сильнее похолодало, и говорить было неудобно — холодный ветер дул в лицо, постоянно снося в сторону окончания фраз.
Их отсутствие никто не заметил — Сириус тихо развеял иллюзию в библиотеки, махнул Гермионе рукой на прощанье и ушёл. Гермиона же переоделась в спортивный костюм, в котором спала на Гриммо, и тихо прокралась в их с Джинни спальню.
Каникулы закончились быстро. Как и прежде, Гермиона часто писала Шерлоку, и тот немногословно отвечал, словно их ссоры и не было. Кроме того, постоянно слал письма Виктор — у него образовалось немного свободного времени — тренировочный сезон должен был вновь начаться только в феврале. Однако тон его писем неуловимо изменился. Гермиона не всегда могла объяснить, с чем это связано, но чувствовала, что раньше в его письмах сквозило нежное заботливое восхищение, а теперь появилась тревога и то тёмное, что однажды она видела в его глазах. «Наша пресса молчит и не говорит, что у вас проистекает. Но я думаю, что будет очень большая опасность. Ты не уговариваешь себя приехать ко мне, в безопасность. Я понимаю. Твои друзья. Я бы тоже не сбежал. Но я могу приехать к тебе и помогать», — писал он. И добавлял: «Я слишком хорошо помню твои глаза, Гермиона. И я хочу снова видеть их. Видеть тебя». Гермиона не могла объяснить, почему эти письма заставляют её краснеть — Виктор всегда был вежлив, корректен и никогда не говорил ничего, что могло бы её смутить. Но она смущалась — и не знала, что отвечать. Виктор произвёл на нее когда-то очень сильное впечатление, но спустя полгода это впечатление немного стёрлось. Возможно, говори он ей нечто подобное вслух, лично,
Как-то раз Гермиона даже решилась было посоветоваться с Шерлоком — он, конечно, говорил, что любовные дела его не интересуют, но мог дать неплохой совет. Она даже написала ему письмо, но так и не отправила, порвала и выбросила.
А вскоре ей стало не до переживаний об отношениях с Виктором.
Она словно снова оказалась на третьем курсе, такой большой стала нагрузка. Близились СОВы, и она готовилась всё свободное время, а вместе с тем нужно было поддерживать занятия ОД, помогать готовиться Гарри и Рону, вечером заниматься окклюменцией, пытаясь повторить достижение Шерлока…
Удивительно, но она почти забыла и о Том-кого-нельзя-называть, и о грядущей войне.
Но война слишком остро и болезненно напомнила о себе.
Дружбы не существует. Глава 17
Гермиона сильно изменилась за прошедшие полгода. Возможно, кто-то и не обратил бы внимания на заострившиеся черты лица, темные круги под глазами и обгрызенные под корень (опять!) ногти, но только не Шерлок. Поэтому вместо приветствия он спросил:
— И что у тебя произошло?
Гермиона приоткрыла рот, потом закрыла. Открыла снова, подбирая слова или выбирая, какую из плохих новостей сообщить первой. Потом сглотнула и сказала как-то слишком спокойно:
— Волдеморт перешел в открытое наступление. И Сириус мертв.
— Понятно, — кивнул Шерлок и уже хотел было похвалить Гермиону за то, что она наконец-то научилась абстрагироваться от эмоций, как он шмыгнула носом и кинулась ему на шею, уткнулась лицом куда-то под мышку и зарыдала. Это было мокро и слишком… Слишком близко, Шерлок ненавидел, когда его кто-то трогает, даже Гермиона. Он повел плечом, чтобы отстраниться, но Гермиона судорожно вцепилась в его рубашку, и он решил подождать — когда она прекратит рыдать, отодвинуть ее в сторону будет куда проще и явно безопасней для рубашки. Он сжал зубы и велел себе немного потерпеть.
К счастью, фонтан слез выключился быстро — Гермиона отстранилась, тыльной стороной ладони стерла слезы и попыталась улыбнуться.
— Прости, я опять это делаю, — сказала она. Шерлок согласился:
— Да. Отвратительная привычка. И грызть ногти, кстати, тоже.
Гермиона покраснела, посмотрела на свои руки и ответила:
— Просто были экзамены, я нервничала.
— Ты сдала все на высшие баллы, хотя и вытрепала своим друзьям кучу нервов в процессе. Очевидно.
Шерлок махнул рукой и направился к дому. Гермиона последовала за ним.
— Гермиона, дорогая! — воскликнула мама, и тут же нахмурилась: — ты плакала? Шерлок!
Шерлок закатил глаза — вот почему он предпочитал заходить в дом через окно.
— Я здесь не причем, — ответил он.
— Это так! — быстро добавила Гермиона. — Просто…
Мама, игнорируя все возражения Шерлока, усадила Гермиону за стол и налила им обоим по чашке чая, себе сделала кофе и тоже присоединилась к ним.
— Как твоя учеба, милая? — спросила она.
— Да, мам, прекрасно. Как Гермиона, так «милая», а как Шерлок, так «что ты опять натворил», — буркнул он, искренне надеясь, что за излишнюю разговорчивость его удалят из-за стола, и он будет избавлен от участия в этом чаепитии.