Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Хорошо, – кивнул Курт безмятежно. – В таком случае рассмотрим вариант, который подойдет обоим, а мне, возможно, даже пойдет на пользу. Со мною войдет ваш подопечный.
– Я? – проронил наследник с явной растерянностью, переглянувшись с Бруно, и тот пожал плечами:
– А почему нет? Это и в самом деле хороший выход.
– Да вы спятили, – уверенно констатировал фон Редер.
– Он будет слышать, что происходит, – пояснил помощник, не повышая голоса в ответ; опустив голову, снова осторожно втянул в себя воздух и убрал пальцы с переносицы. – Его Высочество достаточно взрослый юноша, чтобы не впасть в уныние и ужас всего-то при виде беседы… пусть и с возможными угрозами. Он будет вашим свидетелем – id est, вы не останетесь в неведении.
– Я согласен, – не дав фон Редеру ответить, быстро выговорил Фридрих. – Согласен со всем, что сказал святой отец, и согласен присутствовать.
– Полная глупость, – фыркнул барон, и Курт вопросительно поднял бровь:
– В самом деле? Почему же?
– Потому что ведение допросов не дело королевского наследника.
– Мнится мне, – негромко возразил Фридрих, – что вы опасаетесь иного, Ульбрехт. Вы боитесь, что и я тоже могу утаить от вас что-то, что услышу там или увижу… Не возражаете, – сам себе кивнул он. – Стало быть, я прав. Однако в таком случае задумайтесь, не будет ли это правильным? Вы ведь не станете утверждать, что у моего отца нет от вас секретов? И не будет ничего удивительного или странного в том, что таковые могут появиться и у меня.
– Вы доверены мне… – начал фон Редер, и наследник перебил, чуть повысив голос:
– Вам доверены моя жизнь и безопасность. Жизнь сохранена, безопасность обеспечена. Человек, желавший моей смерти, схвачен и обезврежен. Все прочее несколько выходит за рамки ваших обычных полномочий, Ульбрехт, и не думаю, что в таких вопросах я также должен подчиняться вам. Я не говорю, что буду скрывать от вас то, что услышу, однако если таковое и случится, это не должно вас тревожить.
– В таком случае, – стараясь держаться хладнокровно, подытожил фон Редер, – я считаю своим долгом сообщить о сложившейся ситуации Его Величеству по возвращении в Карлштейн.
– Как вам будет угодно, – пожал плечами наследник, поднявшись. – Как я понимаю, майстер инквизитор, мы идем прямо сейчас, пока еще он не успел свыкнуться со случившимся?
Курт молча кивнул и тоже встал, успев перехватить взгляды фон Редера и Хауэра, и впервые в глазах обоих отражалось одно чувство: удивление. За последние сутки наследник явно переменился, причем разительно, и не лишь в словах или действиях, и сейчас оба явно гадали, во что это выльется и что значит…
В комнату, где сидел связанный Хельмут Йегер, Фридрих вошел, тщась держать себя уверенно и независимо, однако не заметить, с каким напряжением он смотрит на человека, чья рука менее суток назад выпустила едва не убившую его стрелу, было невозможно. Боец коротко взглянул на вошедших, тут же отведя глаза, бросил короткий взгляд на закрывшуюся дверь и снова отвернулся, уставясь в угол с подчеркнутым безучастием. Курт молча прошагал к стене, установив там табурет, и кивком указал на него принцу; наследник помялся, снова взглянув на связанного, и, медленно приблизившись, уселся, прислонясь к стене и замерев. Курт обошел его, взяв второй табурет, и утвердился напротив Йегера.
– Итак, – произнес он, наконец, – мы можем пойти двумя путями, Хельмут. Первый путь – я стану применять на тебе свои умения, которым меня обучали в академии, влезая тебе в душу, выворачивая ее наизнанку, и, в конце концов, убеждая тебя в том, что ты совершил гнусность. А убедить я сумею, ибо ты это и сам понимаешь, мне останется лишь добиться того, что ты скажешь это вслух, глядя в глаза вот этому мальчишке, которого ты пытался убить вчера.
Веки Йегера дрогнули, однако на принца, сидящего теперь почти у него за спиною, он так и не обернулся, не проронил ни звука и остался сидеть, не шевелясь и не отводя взгляда от пыльного угла напротив.
– Второй путь, – продолжил Курт так же ровно. – Он много проще для всех. Ты просто рассказываешь все, что тебе известно. Надо полагать, за те четверть часа, что ты провел в этой комнате, ты успел передумать множество всего, прикинуть то и это, рассмотреть уйму вариантов своего будущего и нашей беседы и – даже принять какое-то решение. Судя по тому, как эта беседа начинается, решение ты принял в корне неверное. Это плохо. Плохо для меня: у меня мало времени. Плохо для тебя: ибо дальнейший разговор будет неприятным… – Курт помолчал, выжидательно глядя в лицо зондера, и добавил, чуть понизив голос: – Плохо для твоей семьи. Мне объяснять, почему?
Йегер дрогнул губами, не ответив и не шелохнувшись, и Курт вздохнул, наклонясь вперед и опершись локтями о колени:
– Хельмут, ты хоть вспомни, с кем говоришь. Это на плацу я, быть может, окажусь хуже тебя, или еще в какой науке Альфреда ты меня обставишь, но тут, сейчас – ты на моей территории. С моими правилами. Ведь мне не надо напоминать тебе, что еще ни разу не случалось такого, когда б от кого-то я не добился ответа.
– Не надо, – согласился тот тихо, по-прежнему глядя мимо лица допросчика, не меняя позы, и, помедлив, медленно поднял взгляд. – Ни к чему. Я все это помню и знаю, майстер Гессе, и понимаю, что мне предстоит. Вы тоже понимаете, что Хауэр не зря терял с нами время, и я продержусь долго – настолько долго, что сорву вам все планы, а быть может, и изыщу способ уйти от вас туда, где меня достанет только Дьявол. Ангелам я уже ни к чему… А потому рвать вы будете не мою плоть, а мою душу. Семья… Вы не можете давить на меня, грозя бедами моей семье. Вы опоздали. Это уже сделали другие. И сделали даже больше.
– Сделали – что? – уточнил Курт, чуть сбавив тон, и губ Йегера коснулась мимолетная болезненная усмешка.
– Не знаю, – ответил боец просто. – Надеюсь, что просто убили. Единственное, что я могу вам сказать, майстер Гессе, единственное, что вы от меня услышите – слушайте. Мне было сказано, что, если я не сделаю то, что должен, если попадусь – они узнают об этом. Как? Не имею ни малейшего представления. Эти люди знали, о чем я думал, говоря с ними, и слышали, что говорила мне моя жена, расставаясь со мной – там, где вокруг не было и не могло быть ни души. Поэтому я им верю. Поэтому знаю: все, что можно, я уже потерял. Службу, жизнь, семью, честь, душу. Чем вы можете мне пригрозить? Что можете пообещать? У вас ничего для меня нет. Поэтому и у меня для вас тоже нет ничего.
– И какой теперь смысл в молчании, если все так, как ты говоришь?
– Не тратьте на меня свое время, – снова отвернувшись, тихо выговорил Йегер. – Больше я не скажу ничего, и все ваши ухищрения, майстер Гессе, бессмысленны. Пошлите лучше донесение наверх и увезите наследника отсюда.
– А ведь увезут и тебя, – заметил Курт, – об этом ты помнишь? Ты сказал, что мне нечем на тебя надавить… А мне кажется, есть. Ты потерял семью? Я не знаю, как именно они взяли тебя под контроль, что именно произошло и как ты им поддался, но – положим, так. Ты потерял службу; да, не поспоришь. Душу… Не тебе о том судить. Жизнь и честь? Вот они действительно потеряны. Ты ведь помнишь, что следует за деяниями, подобными твоим? Конгрегация очень ревностно относится к тому, как и что о ней думают. И когда в нашей среде появляются предатели, мы это не скрываем, мы говорим об этом открыто, судим гласно и караем показательно, чтобы все знали: мы не будем выгораживать тех, кто предает наше служение. А ты помнишь, чтоожидает предателей?
Йегер посерел, сжав губы, напрягшись, однако так и остался сидеть молча, вновь уставившись в дальний угол комнаты. В тишине протекли долгие несколько секунд, прерванные негромким:
– Что?
Курт неспешно обернулся к Фридриху, напряженно смотрящему на связанного бойца, и, помедлив, уточнил, не упрекнув наследника за вмешательство:
– Вы видели когда-нибудь, как лишают рыцарского звания, Фридрих?
– Слышал, – отозвался тот, невольно скосив глаза на дверь, за которой остался фон Редер; Курт кивнул: