Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Если безопасность Его Императорского Величества будет зависеть от жареного кабана – пусть будет жареный кабан, – отрезал фон Люфтенхаймер. – А от конгрегатов я до сего дня никакого проку не увидел.
– Я не могу вам этого запретить, – не скрывая недовольства, возразила она, – однако не могу не сказать, что считаю ошибкой заводить такие беседы с Императором.
– Не могу с вами согласиться, госпожа фон Рихтхофен, – непреклонно вымолвил юный рыцарь, и Адельхайда, вздохнув, медленно кивнула:
– Как вам угодно, Рупрехт. Но, как вы понимаете, я свое мнение ему также
Фон Люфтенхаймер дискуссии продолжать не стал, однако совершенно очевидно остался при своем решении, и на душе, когда она возвратилась в свою комнату, было неприятно и тускло от сумрачных мыслей. Лотта, проснувшаяся от стука двери, усадила ее подле себя и долго выспрашивала о происходящем; Адельхайда отвечала односложно и неохотно, пытаясь обходиться без особенных подробностей, и напарница, ненадолго умолкнув, нахмурилась, заглянув ей в лицо.
– Я этот взгляд знаю, – тихо выговорила Лотта. – И знаю эту задумчивость. Что-то ты уже поняла или думаешь, что поняла. Кого-то подозреваешь или нащупала какую-то нить… Какую?
– Сейчас не могу сказать, – не сразу отозвалась Адельхайда. – Еще не убеждена всецело… Да и не думаю, что тебе надо знать всё. Ты сейчас слаба и физически, и душевно, и я не хочу подвергать риску тебя и дело.
– Вот как… – спустя еще миг молчания, медленно произнесла та, и Адельхайда через силу улыбнулась, успокаивающе погладив помощницу по руке:
– Я сейчас справляюсь одна, и взваливать лишние тяготы еще и на твои плечи нет нужды. Отдыхай и ни о чем не думай. А я… Я сама разберусь. Как-нибудь.
Глава 16
Сентябрь 1397 года, Германия.
На сей раз споров о том, кто войдет в комнату, где содержался связанный Хельмут Йегер, не было, и задержка подле двери случилась лишь для того, чтобы раздать указания, как каждому надлежит себя вести. Фон Редер, услышавши распоряжение молчать и не произносить ни звука, что бы ни случилось, насупился, однако возражать не стал, Фридрих, коему было велено внимательно слушать и тщательно следить за собственными словами, лишь молча кивнул, и только Хауэр хмуро предположил:
– Полагаешь, мы услышим что-то значимое?
– Полагаю, мы услышим что-то нешуточное, – откликнулся Курт, переглянувшись с помощником, и, помедлив, толкнул створку двери.
Йегер вскинул взгляд навстречу вошедшим, на мгновение дольше задержав его на наследнике, и распрямился, молча дождавшись, пока войдут все и дверь закроется за их спинами.
– Ты хотел поговорить, – произнес Курт, подойдя ближе. – И, видимо, это что-то важное. Как ты понимаешь, я не могу выслушать это один на один: после произошедшего здесь не верят даже мне.
– Я понимаю, – негромко отозвался боец. – И в том, о чем я хотел говорить, нет никакой тайны ни для кого здесь. Все равно без их решения не обойтись.
– Какого именно? – уточнил Курт, уже поняв по этим словам, по взгляду, по голосу, что одолевшие его подозрения верны, что услышать сейчас он может только одно, и ничего больше…
– Можно, я сперва спрошу вас, майстер Гессе? – стараясь больше не смотреть в сторону принца, спросил Йегер и, увидев ответный кивок, вымолвил все так же тихо: – Верите ли вы в то, что я рассказал вам все, что знал? Что не осталось у меня за душой ничего, и ничего более вы не сможете от меня узнать?
– Да, – не медля, ответил Курт ровно. – Я верю, что ты рассказал все.
– И… – впервые осекшись, продолжил боец, – остальные тоже?
– Похоже на то, – неохотно проговорил фон Редер, когда Курт обернулся к присутствующим, одарив каждого вопросительным взглядом. – Похоже, что сказано и впрямь все.
– Я вам верю, – серьезно произнес Фридрих. – Я могу и ошибаться, но все-таки не думаю, что вы скрыли что-то, о чем-то не сказали. Я думаю, вам верят все, и отец Бруно, и ваш командир.
– Я ему больше не командир, – сквозь зубы выцедил Хауэр, и бывший зондер отвел взгляд в сторону.
– Да. Все верно. Все, что прежде было моим – больше не мое, и сам я – больше не я. Теперь мне осталось лишь ждать, пока за мною явятся и препроводят на суд, а после – на казнь. Таково мое будущее. Ведь так, майстер Гессе?
– Боюсь, да, Хельмут, – подтвердил Курт, и Йегер кивнул:
– И если бы суд состоялся сейчас, здесь, то и казнь свершилась бы немедля? А если бы не было никакой возможности связаться с вышестоящими, вы имели бы право согласно вашему статусу произвести ее на месте, майстер Гессе. Верно ведь?
– Верно, – согласился он, услышав, как стоящий у двери Фридрих задержал дыхание. – Такое право у меня есть. Но только в том случае, когда иного выхода нет. Сейчас – не так.
– От меня нельзя больше ничего добиться, – еще тише, но решительней возразил Йегер. – Я не смогу сказать ничего нового – ни вам, ни Особой Тройке, никому, потому что уже рассказал все, что мог. От меня больше нет никакой пользы. Суд надо мною принесет только вред Конгрегации: люди Императора станут требовать публичности. Среди них немало недоброжелателей – и Конгрегации, и трона, и они воспользуются случаем, чтобы вбить клин между ними. Если смотреть с одной стороны, то моя прилюдная казнь скажет всем, что с предателями Конгрегация не церемонится и не выгораживает их, но с другой – враги Империи не преминут повернуть это иной стороной. Они станут поминать все произошедшее при всяком удобном случае, настраивая против Конгрегации и короля, и подданных… Вспомните ваше первое дело, майстер Гессе. Весть о вашей неудаче разнесли по всей Германии, эту историю раздули до неприличия, и скольких усилий стоило задавить пущенные слухи…
– Да, – согласился Курт. – Было. Тут ты прав.
– Я, – произнес Йегер, не отводя взгляда, – первым делом сказал о той стороне дела, что касается Конгрегации и Империи, но не стану лгать: все это я понял, изыскивая оправдания для того, о чем хотел просить вас.
Бывший зондер наверняка ждал вопроса «о чем?», однако Курт молчал, слыша вокруг тишину и видя перед собой то, что видел уже не раз – болезненный, но решительный взгляд; сколько таких взглядов было за годы службы?.. десятки? Кажется, что сотни…