Конкистадоры
Шрифт:
Весь следующий день испанцы отдыхали, чинили арбалеты, изготовляли новые стрелы. Затем Кортес обратился к воинам с речью:
– Смотрите, сеньоры, как бы тласкальцы не подумали, что с нас довольно одной битвы! Покажем им, что мы не ослабели. Пойдем в разведку!
Около двухсот воинов отправились в густозаселенную равнину и легко захватили там несколько десятков мужчин и женщин. Вернувшись в лагерь, они развязали пленных, щедро одарили и попытались внушить им, что белые – братья тласкальцев и пришли сюда, чтобы помочь в борьбе против ацтеков. Пленных отпустили, поручив передать касикам новое послание. Хикотенкатль приказал ответить на него следующим образом:
– Пусть попробуют белые дьяволы сунуться во владения моего отца! Там мы и помиримся, но лишь тогда, когда насытимся их мясом, а богов своих почтим кровью их сердец! Если же они почтут за лучшее остаться у себя в лагере, я их назавтра сам навещу.
Итак, битва с тласкальцами была неизбежна. Кортес решил встретить их в открытом поле. Всю ночь патер Ольмедо исповедовал и причащал солдат. Воины были в ужасе перед предстоящей битвой, ибо, как замечает Берналь Диас, «будучи людьми, мы боялись смерти».
Наступило утро 5 сентября. Капитан-генерал приказал пехоте биться сомкнутым строем, коннице – рысью двинуться на врага, с копьями наперевес, артиллеристам и мушкетерам – ни на миг не прекращать огня.
На поле боя собралось около пятидесяти тысяч тласкальцев. (По замечанию У. Прескотта, Кортес, с присущей ему склонностью к преувеличению, насчитал сто пятьдесят тысяч и эту цифру сообщил королю.) Индейцы расписали свои тела яркими красками, украсили головы огромными пучками перьев и так предстали перед врагом, держа в руках щиты, копья и боевые знамена с гербом Тласкалы – белой птицей с распростертыми крыльями.
Один воин огромного роста высоко над головой держал прикрепленный к длинному шесту священный знак Тласкалы – золотого орла, украшенного жемчугом и сапфирами.
Испанцы без промедления открыли огонь. Каждый выстрел попадал в цель, так что тласкальцы не успевали выносить с поля боя убитых. Но оправившись от мгновенного замешательства, они обрушились на испанцев как лавина, как горный поток, сметая все на своем пути.
«Наша горсточка в четыреста человек, – писал Диас, – среди которых было множество раненых и больных, была как бы вклинена в разъяренное вражеское море, и каждый из нас знал, что без победы он умрет либо на поле битвы, либо под ножом жреца».
Ряды испанцев дрогнули и смешались. Голос Кортеса потонул в диком шуме битвы. Однако отчаяние и казалось бы неминуемая гибель удесятерили силы конкистадоров. Рубя мечами что есть мочи, испанские пехотинцы приостановили атаку индейцев, артиллерия стреляла безостановочно, кавалеристы галопом бросались в самую гущу битвы.
Тласкальцы понесли большие потери и, несмотря на огромное численное превосходство, не смогли возобновить атаку.
После четырехчасовой битвы индейцы покинули поле боя. Между их военачальниками возникли распри, и касики один за другим увели своих воинов.
Однако поражение ничуть не уменьшило боевого задора тласкальцев. Они лишь еще раз убедились в том, что бледнолицые люди – великие волшебники, которых обычными средствами невозможно одолеть. Индейцы были поражены тем, что маленькая горстка чужеземцев решилась вступить в бой с огромной армией тласкальцев. При этом никто из белых не попал в плен, не был убит или ранен. Испанцы ловко скрывали своих убитых. Кортес приказал хоронить их тайно, и туземцам казалось, что белые люди бессмертны, что их невозможно ни ранить, ни убить.
Поэтому тласкальцы обратились к своим жрецам за советом – что делать дальше. Те ответили уклончиво: пришельцы, дескать, не боги, но дети солнца. Солнце – их мать – своими живительными лучами вливает в них силу, поэтому днем они непобедимы. Зато ночью, когда на небе нет солнца, их сверхъестественная сила исчезает и они становятся такими, как все.
Тласкальцы, не сомневаясь в правильности предсказания жрецов, решили ночью внезапно напасть с трех сторон на испанский лагерь.
Но Кортес был опытным и прозорливым полководцем. Выставленные им посты и патрули своевременно предупредили лагерь о грозящей опасности. Солдаты спали не раздеваясь, с оружием в руках и держали лошадей под седлом. В мгновение ока испанцы были на ногах, в полной боевой готовности и спокойно наблюдали, как тласкальцы подкрадываются к лагерю. Головы их в призрачном свете луны мелькали то тут, то там среди густой кукурузы.
В ночной тьме неожиданно раздался боевой клич конкистадоров. Прогремел дружный залп из пушек и мушкетов, и испанцы бросились на оторопевших от неожиданности индейцев. При свете луны всадники и лошади казались еще более страшными, чем днем. Это были сущие дьяволы – исчадия ада. Они врезались в толпу индейцев, убивая и калеча сотни людей. Дети солнца были непобедимы и ночью, при свете звезд и луны. Они и впрямь казались бессмертными, ибо никто из тласкальцев не видел, как они умирают. Огорченные поражением тласкальцы принесли в жертву богам обоих жрецов, посоветовавших им совершить нападение ночью.
Но и положение конкистадоров было отчаянным. Одни едва держались на ногах от усталости и бессонных ночей, другие страдали от тяжелых ран. Во всем лагере не было ни одного человека, не получившего какого-либо ранения. Были ранены и лошади. Но во всей Тласкале нельзя было найти масла для врачевания ран. Испанцы смазывали раны жиром, вытопленным из трупов врага. Сам Кортес заболел лихорадкой. Не хватало одежды, пригодной для горного климата, и съестного. Голодные воины ловили собак, бродивших вокруг покинутых пепелищ, и питались их мясом, а порой совершали набеги на селения.
Среди солдат снова началось брожение. Чаша их терпения переполнилась. Добытая с таким трудом победа не приблизила их к желанной цели – золоту ацтеков. Весь лагерь, как сообщает Берналь Диас, потешался над идеей завоевать всю Мексику, ведь даже маленькую Тласкалу не смогли они покорить. «Не смешно ли нам, больным и ослабевшим, идти походом против великого Монтесумы с его многими армиями, даже если Тласкала нас и пропустит?»
Солдаты требовали, чтобы им разрешили вернуться в Веракрус и послать на Кубу судно за подкреплением. Они говорили Кортесу, что страдания их неописуемы. Погибло свыше пятидесяти человек, а у каждого из живых по две-три раны. Ни днем ни ночью они не ведают покоя. Даже вьючные животные не мучаются так, как они.