Конкурс Мэйл.Ру
Шрифт:
SolaAvis нахмурился.
— Нет, не надо, — сказал он. — Оставайтесь дома. Я проведу «Русалку» до Карповки, оставлю у монастыря — там нет, правда, гаража, но спереть ее все равно не смогут. Она настроена на мой личный код и отпечатки пальцев. А до монастыря если не сумеешь дойти, донесу тебя как-нибудь. Но тогда мне лучше поторопиться, чтобы успеть вернуться до того, как станет светло. Буди своих. Весы есть? Хорошо бы все-таки уточнить вес каждого.
Я разбудил своих. Дашка сразу, почти без слов, сообразила, что не время для раздумий и решений — надо быстро одеваться и отправляться, не позавтракав, в путь. Одинокая
— Твои 80, мои 95, ее 65 — получится двести сорок. Впритык, — сказал SolaAvis. — Придется вам двоим оставить верхнюю одежду. Ничего, в форте всего достаточно.
— А в Норвегии есть православные храмы? — вдруг спросил я, поскольку именно этот вопрос неожиданно пришел мне в голову.
— Нет, — ответил SolaAvis. — Но и в Петербурге к Новому Году, можешь поверить, не останется уже ни одной церкви. И вот что… — мне показалось, что он немного смутился. — Если у тебя есть лишний нательный крест — возьми с собой. Доберемся до Чумного форта — я хотел бы креститься. Ты сможешь провести обряд?
— Да, — кратко ответил я. И подумал, что при нынешних обстоятельствах, могу взять на себя такую ответственность, ведь мирянину позволено крестить в случае смертельной опасности.
— Настали последние времена, — произнес Одинокая Птица. — И я вижу, кого больше всего не любит Враг. Если он против вас, то мне остается только одно…
Я перекрестил и поцеловал на прощание детей и Дашку, и вслед за SolaAvisом они ушли. Длинноухий оглядывался на каждой ступеньке, спотыкался и падал. Одинокая Птица посадил его себе на шею, махнул мне рукой, громко сказал: «саё: нара» — и скрылся за пролетом лестницы. А мы с Цыпочкой остались ждать.
Я не мог стоять. Я сидел и молился. Молился Богу и Божией Матери. И еще всем святым. И Ангелу-Хранителю молился я. Но это мне не помогло…
ЧАСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Молился я нервно, то и дело поглядывая на часы. Минуты ползли, как проклятые. Чего бы я только ни отдал, чтобы ускорить их ход! В жизни не совершал я более сумасшедшего поступка — отправить свою семью, в бурю, невесть куда, с человеком, которого видел в первый раз жизни и которому поверил, будучи очарован его мрачным обаянием.
— Пусть будет на всё Твоя воля, Господи, — не выдержал, наконец, я и, сбившись с молитвенного правила, попросил, — сделай так, как считаешь нужным, Господи. Я доверяю Тебе. Надеюсь на Тебя. Помоги Одинокой Птице и моей семье. Лучше уж пусть я погибну, но не они.
Я медленно поднялся со стула, оглянулся на Цыпочку. Она сидела, в неестественно-оцепенелой позе и смотрела на меня. Мне стало безумно жалко ее. И на несколько мгновений я отвлекся от мыслей о Дашке и детях.
— Вот ведь не повезло нам с тобой, Света, — успокаивающе сказал я ей. — Ну ничего-ничего, выберемся. Вот скоро приедет SolaAvis и заберет нас с собой. И все у нас тогда будет хорошо. Насколько только может быть хорошо в такие времена.
Я достал из коробки с церковной утварью нательный крестик, шнурок к нему, свечи и, чтобы не забыть, положил их в нагрудный карман. Дополз до прихожей, одел кроссовки, чтобы не задерживать Одинокую Птицу, когда он вернется за нами. Покопался среди церковных книг в библиотеке, нашел
— Ты крещенная? — спросил я. Она отрицательно помотала головой. На всякий случай я вытащил из коробки с утварью еще один крестик и тоже положил его в карман. Прошел час, всего только час, а я весь измаялся неизвестностью и беспокойством.
Я взял в руки Библию, сел на тахту, раскрыл Откровение Иоанна Богослова и начал читать.
И даны были уста ему говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать 42 месяца. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище его и живущих на небе. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира. Кто имеет ухо, да слышит.
Я поймал себя на том, что читаю текст Откровения, но не улавливаю смысла слов. Отложив Библию, я встал, подошел к компьютеру, включил его, посмотрел главную страницу Мэйла, расклад в первой тройке не изменился. Лидировала Цыпочка, следом шел я, затем SolaAvis.
Проверил почтовый ящик. Меня ждало одно-единственное письмо. Я очень удивился. Это было письмо Хакера.
ЧАСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
Письмо Хакера было недлинным.
«Скиталец, — писал Хакер. — на мое письмо — НЕ ОТВЕЧАЙ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. СРАЗУ ЖЕ УНИЧТОЖЬ ЕГО, как прочитаешь. Сейчас у меня нет возможности с тобой разговаривать. Постараюсь выйти на связь днем, часа в два-три. НИКУДА НЕ УХОДИ».
Я посмотрел на часы — было семь пятнадцать утра. До приезда Одинокой Птицы оставалось сорок пять минут. Я подумал, что не смогу поговорить с Хакером, но, возможно, он сумеет как-то оправдаться перед SolaAvisом и, вероятно, это письмо — добрый знак. Мне очень хотелось послать ему ответ — предупредить об опасности. Но я понимал, что влез в опасную игру, предупреждение было послано не зря. Я стер письмо Хакера. Поговорю с Одинокой Птицей, должен ведь быть какой-то выход — им надо объясниться — не верю я в то, что Хакер — враг. В конце концов, жить в стане антихриста и остаться белым и чистым — не самое простое занятие. Быть может, Хакер двойной агент? Я поклялся себе, что не допущу гибели Хакера от руки SolaAvisa.
Обычно, когда я сильно нервничаю, то выполняю какую-нибудь монотонную физическую работу — сейчас не было ни сил, ни желания чем-либо заниматься. Ходить было тяжело, но сидеть или лежать вообще невыносимо. Я слонялся из угла в угол спальни, натыкаясь то и дело на шкаф, который по-прежнему загораживал окно. Я беспрерывно, перебирая четки, читал Иисусову молитву. Цыпочка тихо вылезла на кухню и там приготовила завтрак. Но я не мог ни есть, ни пить. Вот курить — да. Я взял сигареты и стал курить прямо в спальне — все равно нам больше уже здесь не ночевать. Квартира, как при переезде, казалась уже отдалившейся и чужой. Я нисколько не сожалел о тех вещах, которые придется бросить. Нет, вот фотографии — их жалко. Достал альбомы, просмотрел их, вытащил несколько снимков и тоже положил в карман.