Константиновский равелин
Шрифт:
Все сразу подтянулись и смолкли. До сих пор все казалось просто. Теперь же нужно было оставить надежные стены, товарищей и идти чуть ли не в руки врагу, без всякой надежды на спасение в случае, если обнаружат. Понимая все это, Евсеев выдал каждому по пистолету и строго приказал.
— Если что, живыми в плен не сдаваться!
— Есть! — ответил за всех Зимскнй.
Ночь благоприятствовала операции. Густая темнота начиналась тут же, у самого лица, стояла между притихшими людьми; казалось, ее можно пощупать, как материю.
Калинин поднес часы
— Ну, давайте!
Первым по тросу спустился Шамяка. Когда трос ослаб, на крыше немного подождали. Внизу было темно и тихо.
— Следующий! — скомандовал Евсеев.
Зимскнй взял за локоть Демьянова, подвел к краю крыши:
— Ну, как? — спросил, улучив момент, Алексей, желая ободрить матроса.
— Ничего! — старался лихо ответить Демьянов, но зубы его предательски лязгнули от нервной дрожи.
Вскоре и он оказался внизу.
Теперь наступила очередь Знмского.
Евсеев осмотрел его с ног до головы, словно медлил с расставанием, а затем сказал нарочито спокойным тоном:
— Напутствий давать не буду! Действуй по обстановке! *
—Мы надеемся на вас, Алексей! — мягко проговорил Калинин, кладя ему на плечо руку.
Зимскнй молча кивнул и решительно схватился за трос. Вскоре н он был внизу.
Наконец спустили ящик с минами.
Еще несколько секунд оставшиеся на крыше с напряженным вниманием вслушивались в легкие шорохи удаляющихся шагов. Постепенно все стихло, только плясала перед глазами непроглядная, липкая темнота.
— Пока все идет хорошо... — как бы про себя, но вслух сказал Евсеев, и все отметили, что в его голосе уже не было тех спокойных ноток, которые так ободряюще звучали при расставании с ушедшими в зловещую ночь людьми...
Как только Демьянов очутился на «чужой» земле, ему стало казаться, что за ним наблюдают сотни всевидящих вражеских глаз. Они горели зеленоватыми точками, словно у кошек, повсюду, куда бы он пи бросал свой взгляд, и от этого по спине пробегали мурашки. Ему казалось, что уже давно следуют за ними нацеленные дула автоматов, что немцы видят каждое их движение, каждый шаг, посмеиваются над их беспомощным положением и только потому не нажимают на спусковые крючки, что хотят позабавиться, как это делает кошка с пойманной мышью.
По прерывистому сдавленному дыханию, но частой лихорадочной дрожи, которая явно ощущалась, когда их тела соприкасались, Зимскнй сразу понял, что Демьянову не по себе. Движения его стали резкими и неуклюжими, и он производил шума больше, чем Алексей и Шамяка вместе. Всякий раз, когда под его ногами хрустел раздавленный известняк, он мгновенно падал на живот, ожидая автоматной очереди, прикрыв голову руками.
— Что, парень? Нервы шалят? — Зимскнй подполз к нему вплотную и положил руку на плечо.
— Боязно! — сознался Демьянов.
— Это потому, что пули ожидаешь! — прошептал тоже подползший Шамяка. — Ведь ожидаешь? Верно?
— Верно.
— А ты наплюй! Думай о другом! Вон и я и Лешка тоже
— Это он верно говорит! — подтвердил Алексеи. — Я вот сейчас тоже о другом думаю...
— Я знаю о ком... —- уже более спокойно проговорил Демьянов.
Зимский густо покраснел, радуясь сплошной темноте. Шамяка шутливо стукнул Демьянова кулаком по спине:
— Ну, поговорили н хватит! А то вон скоро светать будет!
Все трое заторопились. Теперь дела пошли значительно лучше. Передвигались почти бесшумно. Ползли иа четвереньках, осторожно волоча за собой тяжелый ящик с минами. Делали это в два приема: вначале проползали на расстояние вытянутых рук сами, а затем подтаскивали яшик. стараясь, чтобы он почти не касался земли. При этом двое находились впереди, а третий—сзади. Так, медленно, шаг за шагом удалялись они от равелина, все ближе подползая к передовой линии врага. Когда они уползли от стен равелина примерно на сю метров. Зим* скин приказал:
— Стоп! Отсюда начнем ставить!
Тихонько полежали, отдуваясь, вытирая с лиц пот и прислушиваясь. Из темноты невнятно доносились обрывки чужой речи. Приглушенно лязгали какие-то металлические предметы. Несколько раз то там, то сям вспыхивал слабенький огонек — очевидно, солдаты прикуривали. Зимский, который никак не мог привыкнуть к тому, что на землю, где столько лет ходил как хозяин, иа дорогу, по которой столько раз спешил в увольнение, теперь пришли чужие солдаты, с глубоким вздохом, рожденным злостью и горем, махнул рукой:
— Начали! Юхим, рой тут! Семен подавай мины!
Молча и осторожно, едва дыша, приступили к своему
делу.
Так прошло полчаса. Каждый уже освоился со своими обязанностями, и работа подвигалась довольно быстро. Яшик наполовину опустел. Казалось, ничто теперь не может помешать, как вдруг Демьянов неожиданно и оглушительно чихнул.
Все трое мгновенно прижались к земле, перестали дышать, слились с небольшими меловыми камнями.
В тот же миг в небо взвилась осветительная ракета. Набрав высоту, она лопнула где-то в зените, и повисшая затем в воздухе огромная зеленоватая лампа стала медленно-медленно, чуть покачиваясь, спускаться вниз, высветив зеленым призрачным светом каждый бугорок и каждую лощинку на земле.
1! тотчас же забил крупнокалиберный пулемет: «Та-та-та! Та-та! Та-та-та-та!»
сФит-фнть! Фит-фить-фнть!» — брызнули над головою нули, заставив вдавиться в землю, почувствовать себя одним целым с нею. Но пулеметчик, очевидно, не видел цели строчил просто так, веером, больше для самоуспокоения. Еще два раза прошли очереди над головами, и все стихло. После внезапно погасшей ракеты вновь упала такая темнота, будто на голову надели черный, непроницаемый мешок.
Еще минут пять после этого никто не решался нарушить тишину, а затем Шамяка, убедившись, что опасность миновала, возбужденно прошептал: