Константиновский равелин
Шрифт:
В бойницы и расщелины бойцы видели, как поползли обратно, на понтоны, тяжелые пушки, как покинули своп позиции несколько танков, как, навьюченные минометами, оттянулись минометные роты — немцы совершенно открыто снимали свои силы из-под равелина. Оставшиеся несколько танков и орудий, а также до двух рот пехоты расположились недалеко от еще дымящихся развалин северо-восточной н восточной части, готовясь утром довершить успешно начатое дело.
Все еще не веря наступившему затишью, Евсеев, приказав особенно внимательно следить зз врагом, решил пройти по постам, чтоб выяснить
Приведя себя в порядок перед входом (он успел изрядно выпачкаться, пока проделал этот путь), капитан 3 ранга решительно шагнул вперед.
— Евгений Михайлович! — радостно встретил его Калинин, спеша навстречу. Остальные вскочили на ноги.
— Иван Петрович! Ваня! Ну, как тут у тебя? — дрогнувшим голосом спросил Евсеев, жадно всматриваясь в оставшихся бойцов. Их было немного, и Евсеев повторил: — Ну, как тут у тебя?
— Выдержали, Евгений Михайлович! — сказал Кали* нич совсем не веселым тоном.—А людей осталось — вот только мы. Он обвел рукой вокруг себя.— Там еще лежат пятеро раненых. Никак не могу дождаться Усова!
Евсеев посмотрел на небольшую кучку сбившихся вплотную людей, уставших, измученных, перепачканных кровью и пылью, и голос его дрогнул вторично:
— От имени Родины — спасибо, родные!
И хотя благодарность носила неофициальный характер, матросы подтянулись и ответили дружным хором:
— Служим трудовому народу!
Евсеев почувствовал, как стала наворачиваться на глаза предательская слеза и, поспешно отвернувшись, жестко проговорил:
— Теперь, пожалуй, они угомонились до утра! Если вы обратили внимание, они даже увезли тяжелые орудия и часть танков; считают, что с нами уже покончено! Утром надо будет им показать, как они заблуждаются!
— Покажем! — с готовностью подхватил как всегда спокойный и уравновешенный Булаев.
Будто только что его заметив, Евсеев поманил пальцем. тихо спросил:
— Может быть, вам что-нибудь надо?
Булаев немного помялся, затем твердо ответил:
— Нет, товарищ капитан третьего ранга! Боезапаса хватит еще на день боев. Амбразуры — во какие нам сделали! — он махнул рукой на зияющие дыры обращенной к врагам стены.— Так что теперь фриц как на ладони!
Евсеев грустно усмехнулся, мягко сказал:
— Это палка о двух концах. Не только фриц, но и вы как на ладони стали!
– Да нас он со страху не видит! — засмеялся задорно Булаев и, как ни горько было после сегодняшних потерь, засмеялись и остальные.
Успокоенный несломленным духом булаевских бойцов, Евсеев приказал перед уходом:
— Отдыхать только повахтенно! Наблюдение не прекращать
Уже у входа он отвел Калинина в сторону и сказал шепотом:
— Жду тебя в двадцать четыре ноль-ноль в кабинете!
Комиссар понимающе кивнул головой.
Пет! Положение было совсем не безнадежное! Сектор Юрезанского почти не пострадал, а в остальных были частично разрушены только передние, обращенные к врагу стены.
Сорок человек сше могли держать в руках оружие, а это было не так уж мяло для таких людей, как защитники равелина. Вот только плохо было с ранеными — к уже имеющимся прибавилось еше десять человек, да к тому же никак не могли найти Усова, который пропал чуть ли не в первые минуты обстрела.
Когда Евсеев пришел в лазарет, бледная от волнения Лариса сбивчиво доложила:
— Он все время был здесь... Потом раздался очень сильный взрыв... Через несколько минут прибежал матрос, он кричал, что в его секторе завалило несколько человек. Николай Ильич стал собираться. Я сказала: «Куда же вы? Там ведь бомбят!» Он ответил: «Ждать невозможно!» — и выбежал во двор... Больше я его не видела...
— Да-а-а... — протянул Евсеев, догадываясь обо всем,
что произошло дальше. — Вы не запомнили этого матроса?
— 11ст. Мне кажется, я его видела впервые, — с сожалением ответила Лариса, понимая мысль Евсеева. — Все равно надо срочно искать Усова.
Евсеев ответил, поглощенный своими мыслями:
— Да, да! Мы сейчас это организуем!
Усова нашли, когда уже совсем стемнело, в одном из полузаваленных коридоров. Лежал он,' разметав руки, смотря в потолок остекленевшими глазами. Весь его левый бок был залит загустевшей кровью, а там, где когда-то билось горячее, смелое сердце, зияла страшной, черной пустотой осколочная рана.
В это никто не хотел верить. Усов вспоминался живым и только живым! Вспоминалось, как он умел лечить больных, быстро и хорошо, и пользовался в равелине репутацией знающего и умелого врача. Вспоминалось, как он окончательно покорил матросов, сделав на маленьком скрипучем турнике во дворе равелина несколько внлли-оборотов подряд. Матросы после его ухода восхищенно перебрасывались фразами:
— Вот тебе и доктор! Да он лучше любого физкультурника «солнце» крутит!
— Ребята, а видели у него мускулшпи? Во! Как два бугра!
— Эй! Степаненко! Скажи спасибо, что он тебе за твое саковство только кишки мыл! А вот если бы вздумал пилюли давать (говорящий показал кулак), пришлось бы отпевать тебя!
И все это сопровождалось добрым, поошряюшим смешком, в котором слышалась нескрываемая похвала в адрес Усова...
Вспоминалось, как однажды, в тихий летний вечер. Усов подошел к группе отдыхающих матросов. Рабочий день был окончен. Утомленные, немного разомлевшие от благодатного тепла матросы лениво, будто нехотя, поддерживали еле тлеющий, вот-вот готовый угаснуть разговор. Мирно струились дымки самокруток. Тишина постепенно, словно паутина, опутывала людей. Не хотелось ни говорить, ни пошевелить пальнем. И будто напоминая, что время нс остановилось, еле слышно потрескивала махорка.