Контактов не будет (сб.) ил. Д.Преображенского
Шрифт:
— О, еще бы! Продолжайте, прошу вас! — Стрелкина молитвенно сложила руки. — Ведь это так интересно!
— Хорошо. — Дебрэ еще раз набил новую трубку н закурил. — Примерно в это время у Пьера складывается замысел убить брата. Он дьявольски тонко все подготавливает. Сначала звонит в полицию и сообщает о том, что в особняк собираются подложить бомбу.
— Это зачем же? — удивилась Стрелкина.
— По чисто психологическим мотивам. Этим он создает некую видимость угрозы, нависшей над домом извне. Естественно, что после убийства Леона полиция как-то свяжет его с несостоявшимся взрывом и не будет искать убийцу среди обитателей дома, которые сами случайно избежали опасности. Никто ведь не станет сам себе подкладывать
— Конечно! — убежденно сказалаСтрелкина. — Ведь если бомба была бы в самом деле подложена…
— В том-то и дело. Дальше он зазывает Леона к себе в комнату и сообщает ему, что у Луизы есть любовник, торговец наркотиками Жан Пьебеф. Это известие ошеломляюще действует на Леона. Он испытывает сложные чувства. Тут и старая любовь к жене, и rope по поводу ее наркомании, и презрение к сопернику. Пьер отлично учитывает его душевное состояние и предлагает выпить. Леон не привык к алкоголю, он быстро пьянеет. Пьер отводит Леона в его комнату, помогает лечь в постель, выжидает, пока он заснет, и ударом ледоруба раскалывает брату череп. Здесь тоже все предусмотрено, вплоть до перчаток, чтобы не оставить отпечатков пальцев. После этого он снимает ботинки, проходит в одних носках в угольный подвал, возвращается назад, оставляя заметные следы на полу, надевает ботинки и отправляется к себе.
— Ну и гадина! — воскликнула Стрелкина.
— Мало сказать — гадина, это самый хладнокровный и жестокий из всех преступников, с которыми мне приходилось иметь дело. Когда убийство обнаружено, он продолжает плести интригу. Ошеломленная смертью мужа Луиза в порыве откровенности рассказывает ему, что накануне приняла решение не прибегать больше к морфию, чтобы вновь завоевать любовь мужа. Пьебеф сказал правду: она действительно отказалась от его услуг. Пьер понимает, что потрясение, которое перенесла Луиза, вновь толкнет ее к морфию. Пока мы допрашивали мадам Костаген, он позвонил Пьебефу и заказал ему ампулы. С их помощью он надеялся поработить волю несчастной женщины. Вечером они отправляются в Понтуаз на похороны Леона. Еще не засыпана могила брата, а Пьер уже признается Луизе в своей страсти. Ей это кажется кощунством. С негодованием молодая вдова отвергает гнусные притязания горбатого сластолюбца. Тогда у Пьера появляется новый дьявольский план. Если Луиза не может принадлежать ему, она должна умереть. Вернувшись в Париж, он подменяет единственную ампулу в футляре из крокодиловой кожи ампулой с цианистым калием. Расчет очень тонок. Вечером он сообщает ей, что убил Леона, предполагая, что, потрясенная этим известием, она немедленно захочет прибегнуть к морфию и впрыснет себе смертельную дозу яда. Тут уж факт самоубийства не вызовет сомнения даже у самого опытного следователя. Однако он просчитался. Разъяренная Луиза сначала задушила собственным шарфом убийцу мужа и только потом взялась за шприц, желая подбодрить себя перед допросом, на котором, не будь этой злополучной ампулы, она бы, вероятно, чистосердечно обо всем рассказала. Вот и все! Как видите, психологический метод раскрытия преступлений еще раз себя оправдал.
Стрелкина всплеснула руками.
— Изумительно! Какой тонкий психологический рисунок! Ведь это готовый детективный роман, написанный в лучших традициях жанра!
— Еще бы! — самодовольно усмехнулся Дебрэ. Он уже начал проникаться симпатией к этой практикантке, такой скромной и в то же время восторженной.
— Думаю, что, когда данные следствия будут обнародованы, многие из писателей возьмутся за эту тему. А вы говорите — фантастика! Ну что бы в этом деле мог добавигь фантаст?
— Очень многое, — улыбнулась Стрелкина. — Прежде всего иное решение сюжета. Я уже говорила вам, что фантастике свойственно парадоксальное мышление.
— Какой же тут может быть парадокс?
— Сейчас объясню. — Она вынула из сумочки несколько фототелеграмм, исписанных убористым почерком. — Вот здесь — уже готовый сюжет. Я его сегодня получила из Ленинграда.
— Вот как?! — Дебрэ расхохотался. — Быстро же в наши дни работают писатели! Боитесь, как бы не перехватили тему? Может быть, уже запродали новый роман какому-нибудь издательству? Кто же ваш соавтор?
— Нет, комиссар. Я не собираюсь писать роман. Просто материал для диссертации. Что же касается соавтора, то это… электронная машина.
— Так… — Дебрэ испытующе поглядел на Стрелкину. — Значит, вы меня ввели в заблуждение, когда сказали, что не имеете никакого отношения к криминалистике. Я вам поверил, а вы тем временем…
— О нет! Клянусь вам, что все — чистая правда. Машина провела не криминалистический, а литературный анализ на стыке фантастики и детектива.
Вот видите, тут написано: "Решение по обобщенному алгоритму".
— Не понимаю.
— Все очень просто. Каждый писатель имеет свой творческий метод. Именно благодаря ему вы никогда не спутаете, скажем, произведения Сименона и Агаты Кристи. Не правда ли?
— Допустим. Ну и что?
— Однако наряду с этими различиями существуют и некоторые сходные приемы, характерные для всего этого вида литературы в целом. Мне удалось выделить основные методы решения сюжетных задач в детективе. То же самое я проделала и для фантастических произведений. Эти методы, называемые алгоритмами, ввели в оперативную память электронно-вычислительной машины, и теперь она может превращать любые исходные ситуации либо в детективный, либо в фантастический сюжет. Что же касается дела Костагенов, то сюжетное решение было найдено по этим двум алгоритмам сразу. Тройное убийство положено в основу детектива, а разгадка построена на парадоксе — обычный прием в фантастике. Вчера я сообщила по телефону в вычислительный центр университета фактические данные, а сегодня получила готовый сюжет. Повторяю, это не криминалистическое исследование, поэтому пусть вас не удивляет, что разгадка, предложенная машиной, несколько отличается от блестяще проведенного вами расследования. Как-никак ваш метод — это чистый Сименон, а тут — какой-то гибрид.
Дебрэ плохо понял эту литературоведческую лекцию, однако утверждение Стрелкиной, что никто не покушался провести криминалистический анализ на электронной машине и тем самым поставить под сомнение психологический метод, успокоило его.
— Какая же развязка в вашем сюжете? — спросил он скорее из вежливости, чем из любопытства. Стрелкина смутилась.
— О развязке говорить вряд ли приходится, так как машина дала лишь примитивную сюжетную схему. Дело в том, что она… словом, предложен такой вариант, в котором комиссар расследует три убийства, которые он совершил сам.
— Что?! — Шея Дебрэ приобрела пунцовый оттенок, глаза, казалось, готовы были выскочить из глазниц. — Что вы сказали?! Да как вы могли позволить себе?!
— Успокойтесь, комиссар! — Стрелкина слегка коснулась пальцами его рукава. — Мы ведь с вами говорим о чисто литературных вариантах темы, которые никак не могут бросить тень на вашу безупречную репутацию. Давайте, если вам угодно, поставим на ваше место литературного героя, хотя бы…
комиссара Мегрэ.
— Ну, это другое дело, — облегченно вздохнул Дебрэ, — а то я уж, по правде сказать, думал, что вы…
— Ни в коем случае я бы не посмела ставить под сомнение результаты следствия, — перебила Стрелкина. — Ведь речь идет о том, что можно сделать из этого сюжета.
— Рассказывайте. — Дебрэ откинулся на спинку кресла и набил трубку. Интересно, что там еще можно выдумать.
— Отлично! Итак, будем прежде всего исходить из психологических портретов, так мастерски нарисованных вами. Они отлично отражают моральный распад паразитической верхушки буржуазного общества.
Дебрэ пытался что-то возразить, но Стрелкина остановила его жестом.