Конторщица

Фонд А.

Рано утром хмурая лидочкина мать провожала меня на самый первый автобус. Светать только-только начало, от предрассветного тумана было сыро и холодно. Где-то далеко начали кричать петухи. На остановке никого, кроме нас не было.

Помолчали.

Наконец, я не выдержала:

— Зря вы меня так ненавидите. Если этот кобель Витя гулял с одной сестрой, а женился на другой, то при чем тут я? Легче всего сделать меня крайней.

— Да причем тут это? — вызверилась мать. — Ты же нас перед всем селом опозорила! С нас до сих пор

все смеются! Что забыла?! Молодые только в ЗАГСе расписались, возвращаются с гостями свадьбу гулять, а ты из бойни полведра крови притащила и в столовой все столы с едой кровью залила. А дохлую кошку в фату зачем было одевать и на торт садить с табличкой "Лариска-сука"?!

Йопть, а Лидочка-то, оказывается девушка с выдумкой…

Глава 21

Настроение было, мягко говоря, ни к чёрту.

Моя пасторальная эпопея, наконец-то, окончилась, и я с облегчением вывалилась из переполненного пригородного автобуса, на котором битых два часа тряслась по ухабам. Мелькнуло отражение в витрине киоска "Союзпечати": одежда измята-изгваздана, волосы не мыты, лицо опухшее как у Феди Петрова по утрам.

Но это всё сущая ерунда по сравнению с диким хаосом в мыслях: из головы не выходила непонятная креативность Лиды. Уж слишком готично как для сельской девчонки.

Это ж надо было такое учудить!

И не побоялась, что за испорченные продукты родители и поколотить могут, да и загубленный праздник селяне явно не простят. Кстати, не это ли было причиной того, что Лидочка как-то связана с психушкой? Что-то такое ее свекровь во время ссоры упоминала. Но я всё никак не могла дословно припомнить — мысль ускользала. Неужели у Лиды был нервный срыв, и она там лечилась? Вот засада, и как это всё выяснить? Не хотелось бы такое пятно на деловой репутации иметь. Если делать здесь карьеру, репутация должна быть чистой, как конспекты прогульщика в коммерческом ВУЗе.

С другой стороны, хорошо, что хоть какие-то штрихи из биографии этого тела удалось выяснить и потихоньку пазл начинает складываться. Так что, если не считать моральный ущерб и жуткую физическую усталость, поездку к родственникам можно считать вполне результативной.

Примерно так я рассуждала по дороге от автовокзала, рассеянно разглядывая нарядный, преобразившийся к Первомаю город. Что мне здесь очень нравится — так это отсутствие того количества мусора, как в моем времени: ветер не гоняет пакеты от чипсов и пластиковые бутылки, пространство вокруг автобусных остановок не загажено окурками и банками от энергетиков, а воздух чист от выхлопов. Пока еще всё экологично.

Наконец, показался мой дом. Я подтянула сползающую лямку вадикового рюкзака: тяжелый, чертяка; и ускорила шаг. Было еще рано, часов семь утра, но возле дома уже восседала соседская старушка, вроде та, что подарила мне горшок с гортензией, кажется ее зовут Клавдия Пантелеймоновна (я их еще периодически путаю).

— А ты, оказывается у нас ранняя плашка, Лида. Доброе утречко, — поздоровалась соседка, улыбаясь, — что-то тебя давно не видно было. В отпуске небось была?

— Да

какое там. Сперва на работе допоздна пару дней задерживалась, — ответила я, — а теперь вот к родителям на село съездила.

— К родителям — это хорошо, — глубокомысленно покивала старушка. — А к тебе тут столько гостей было…прям уйма! А я смотрю, тебя все нет и нет. А они ходят и ходят…

— Гостей? — мое сердце почему-то нехорошо ёкнуло. — А кто был?

— Да сперва какая-то фифа с мужем. С большими чемоданами, — с готовностью начала перечислять соседка, — потом еще женщина одна, пожилая, но моложе меня, Марьей звать. Говорит, с одного села вы. А поздно вечером еще мужчина был. Представительный. В галстуке.

— Так, — выдохнула я, — какой еще мужчина в галстуке?

— Не знаю, — задумалась соседка, — Но его наш Иван Тимофеевич знает. Они долго так разговаривали. Спроси у него.

— Спасибо, спрошу, — поблагодарила я и наконец-то вошла в дом.

После деревенских приключений моя квартира показалась землей обетованной: тихо, уютно, спокойно и куры не гадят.

С огромным облегчением я сбросила рюкзак, с кряхтением распрямила уставшую спину, разделась и включила колонку — нужно помыться. Пока вода грелась, решила спросить Ивана Тимофеевича, что за представительный мужчина "в галстуке" ко мне приходил.

Иван Тимофеевич обрадовался мне как родной:

— Лидия Степановна, добрый день! — расплылся он в радушной улыбке. — Проходите, проходите. Кофе будете? Или, может, чаю?

— Здравствуйте, Иван Тимофеевич. Спасибо за приглашение, но я буквально на секунду — спросить хочу… — вернула улыбку я. — Только из деревни приехала, даже сумки еще не успела разложить. Умираю от любопытства — мне тут Клавдия Пантелеймоновна рассказала, что ко мне приходили…

— Да уж, мимо нашей тети Клавы даже инфузория-туфелька не проскачет, — засмеялся собственной немудренной шутке сосед, но, взглянув на мою руку в гипсе, нахмурился, — а что у вас с рукой?

— Эксперимент, — отмахнулась я с безмятежной улыбкой, — Вадик к зачету готовится, потренировался на мне. Сейчас обратно снимет. Так кто там приходил?

— Да начальник ваш, Лидия Степановна.

— Иван Аркадьевич? — мимолетно лицо растянулось в глупой улыбке.

— Он самый, — подтвердил сосед. — Расстроен был чем-то. Искал вас.

— Что говорил?

— Передал, чтобы вы позвонили ему, срочно.

— Спасибо, — с облегчением поблагодарила я и уже собиралась вернуться домой, как Иван Тимофеевич напомнил:

— Как там ваша заметка? Продвигается потихоньку?

Я внутренне охнула — блин, совсем забыла. А соседу ответила:

— Все хорошо, почти дописана. Я хотела, чтобы день-два текст отлежался. Потом свежим взглядом еще раз просмотрю ляпы, и все.

— Прекрасно, — расцвел Иван Тимофеевич, — приносите, Лидия Степановна, побыстрей, я, конечно, не коем образом не тороплю вас, но, если завтра днем принесете — мы в этот номер вставить успеем. У нас как раз еще место осталось.

Я заверила милейшего соседа, что завтра днем обязательно принесу и ушла к себе.