Контра
Шрифт:
Резко открывшаяся дверь, прервала любование великолепной брошью и Саша машинально захлопнул крышку шкатулки. Как оказалось, таким бесцеремонным способом, его одиночество, прервал никто иной, как его беременная жена. Вот только, её появление не сулило ничего хорошего. Так как она застыла на пару секунд в дверном проёме, её возмущённый, сверкающий благородной яростью, или даже толикой безумства взгляд, не мигая "сверлил" мужа. Граф не успел открыть рот, чтоб задать естественный в такой ситуации вопрос: "Душа моя, что случилось? Что тебя так встревожило?" — Как Лиза, уподобившись атакующей, разъярённой фурии, сорвалась с места, и не смотря на свой огромный живот, устремилась к мужу и резво обогнув стол, остановилась возле него. Далее, не сказав не слова, молодая женщина взмахнула рукой и щёку Александра обожгла хлёсткая
"Ты! Ты! Ты"… — Громко, на грани истеричного срыва, выкрикнула Елизавета и поперхнулась горестным плачем. После чего, резко развернулась, и захлёбываясь от нахлынувших на неё рыданий, выскочила из кабинета. Она то выбежала, а Александр остался в нём, сидя за столом и ощущая себя полным идиотом. Он сидел и думал: "Как всё это понимать? Что могло произойти, что Лиза так отреагировала? Или появился некий наушник, снизошедший до мерзкого поклёпа". — Спрятав подарок в стол и заперев ящик на ключ, Саша встал и чувствуя как пылает его лицо, спешно, даже не прикрыв дверь в свою рабочую комнату, направился в опочивальню своей супруги. Он пошёл именно туда, так как это было единственным местом, где она любила уединяться. Граф надеялся, что так будет и на этот раз. И, он оказался прав.
Дверь была прикрыта, но не плотно, а на стук, никто так и не ответил. Выждав несколько секунд, Александр немного приоткрыл дверь спальни своей супруги и заглянул в неё. И то, что он увидел, было вполне ожидаемо, жена, лежала полубоком на своей кровати и уткнувшись в подушку лицом, рыдала, а рядом с ней, сидела её личная прислуга, курносая, черноволосая девица лет пятнадцати и потерянным взглядом, смотрела на свою хозяйку. Стоило девушке среагировать на тихий звук открывающейся двери, и посмотреть на Александра, как её взгляд изменился. Да, на сей раз, был полон осуждения и ненависти. И это сказало многое. Такие как она, преданно служат только одному человеку, и готовы идти за своей госпожой и в огонь и в воду. Саша даже заподозрил, что если это понадобится, то Мария, пойдёт наперекор даже Лизиной воле, не взирая на неизбежное наказание. Правда, она будет так делать только тогда, когда будет уверена, что её действия принесут пользу любимой хозяйке. По крайней мере, Маша даже не пыталась скрыть своих эмоций, испытываемые по отношению к барину, чем-то обидевшему свою жену. И ей, в самом деле, было плевать на последствия.
Лиза плакала, а Мария, сидела возле неё как преданный пёс и её глаза, "были на мокром месте". Саша кивнул головой и покосился глазами на выход, отдавая таким образом девушке приказ выйти. Девица побледнела, тоска во взгляде сменилась сильным испугом, но не смотря на это, она отрицательно покачала головой. Граф нахмурил брови, его взгляд, не обещал непослушной холопке ничего хорошего и повторил свою пантомиму. Служанка только вжала голову в плечи и сжав постельное покрывало в своих маленьких кулачках, вся скукожилась, однако, вновь, как-то замедленно, отрицательно качнула головой.
"Кто там? — не оборачиваясь, поинтересовалась Лиза, также почувствовав чьё-то присутствие, и из-за того, что она не отрывала своё личико от подушки, её голос звучал очень глухо. — Уходите, я никого не желаю видеть".
"Елизавета Леонидовна, это я. — ответил Саша. — Судя по ваим действиям, вы на меня за что-то обиделись. Поэтому я счёл необходимым расставить все точки над "и". А для этого, душа моя, мы обязаны с вами поговорить. Разговор будет серьёзным, тэт-а-тэт".
Лиза, молчала, и в этом была одна польза, её плечики перестали содрогаться от плача. Пауза, всё рано получилась гнетущей и она затягивалась. И все взоры, Саши и Марии, были устремлены на Елизавету. И та заговорила: "Хорошо, пусть будет по вашему. Машенька, покинь нас". — Девица, несмотря на то, что хозяйка не могла её видеть, кивнула, неспешно встала с помятой постели, и боязливо обходя графа, устремившегося к супруге, без слов, умудрилась дать понять, что далеко отходить не собирается. Впрочем, Саша, ещё недавно желавший её наказать за ослушание, решил, что за такую преданность, наказывать грешно. Такое необходимо только поощрять, правда, в этой ситуации, похвала должна идти только от Лизы.
Дверь тихо, почти бесшумно закрылась, оставляя супругов одних, однако они молчали, оба. Саша, только что испытывающий жуткое желание в воспитательных целях "сделать" жене "мягкий вынос мозга" — провести с ней длительную поучительную беседу, даже начал переживать, не задохнётся ли его Елизавета. Уж слишком плотно та вжалась в подушку своим личиком. От этого, желание применить метод "сержанта Иванова", как он его когда-то для себя обозначил само собою испарилось. А познакомился с таким методом воспитания он во время своей короткой службы в армии, лейтенантом — двухгодичником. Да и сам, в последствии, не раз этим методом пользовался и не только во время службы в СА. А метод был до удивления прост, прилюдно наказать, что в данном случае было недопустимо, а затем, не допуская панибратства, по отечески отчитать провинившегося, многократно указав на его неправоту. И уже это, желательно сделать не прилюдно. А затем, во время обязательной череды бесед, с выслушиванием душевных излияний воспитуемого, исподволь напоминать собеседнику в чём он не прав. Делать это необходимо мягко, ненавязчиво. И не стоит забывать, что действует этот метод только на тех, кто болезненно переживает о том, каково будет мнение окружающих на его поступки. Каковой Сашина жена и являлась.
"Александр Юрьевич, я понимаю что мой поступок недостоин занимаемого мной положения. — всё так же не шелохнувшись, заговорила Елизавета. — Простите меня, если сможете. Я смиренно приму любое ваше решение. Только прошу, не отнимайте моё дитя сразу. Если решите отправить меня в монастырь, то позвольте мне побыть рядом с ним, не разлучайте нас хотя бы до года, на большее не надеюсь и не прошу. Умоляю вас только о такой милости".
"Ну что же, Елизавета Леонидовна, я рад что вы понимаете то, что ваш поступок больше приличествует чёрной крестьянке, чем родовитой особе. Значит не всё так плохо, как мне поначалу показалось. Хорошо что наши матери этого безобразия не видели, для них это могло стать сильным потрясением. Вот только всё равно, я до сих пор желаю понять, что это было? И никак не могу в этом разобраться. Скажите мне. Что вас подвигло на такой поступок?"
"Это было сильное, и слава богу, временное помутнение".
"Да-а-а, дела. Как говорится: "Дело то ясное, вот только понятно то, что ничего-то нам здесь и не ясно"".
– решил скаламбурить Саша.
За одно, переживая о том, что долгая гипоксия может отрицательно повлиять на ещё не рождённого ребёнка, потребовал: "Елизавета, я не желаю разговаривать с вашей спиной. Поэтому, будьте так добры, присядьте. Ведите себя как подобает женщине вашего круга, то есть говорите повернувшись к собеседнику лицом".
Пусть не сразу, но просьба была выполнена. В итоге, Лиза присела на краю кровати, скромно сложив руки на сильно округлившемся животе и повинно склонив свою голову. От чего, желание её отчитывать, окончательно улетучилось.
"Душа моя. Будь так добра, поделись со мною, что подвигло вас на этот безумный поступок? Чтоб принять какое-либо решение, я должен знать всё. Может быть, нам необходимо обратиться к хорошему лекарю? Ведь вы утверждаете, что на вас нашло некое помутнение". — Как это ни странно, но разводиться с этой девчонкой не хотелось, так-как Саша успел привыкнуть к её постоянному присутствию и не желал этого лишаться. Как и в случае разрыва отношений, терять время на поиски новой жены, при этом, учтиво отбиваясь от настырных сватов-соседей, тоже не хотелось. Что бы там некоторые люди не думали, но даже в этом случае, "разрыв по живому", то есть развод, обещал быть весьма болезненным. Поэтому граф искал способ свести эту ссору на нет.
"Нет, не надо врачей! — встрепенувшись, испуганно пролепетала Лиза. — Виною всему была весьма не приятная для меня новость! Я даже не подозревала, что я на такое способна".
"Ну что же, в нашей жизни бывает всякое. Думается, что я просто обязан знать эту плохую новость, раз она подтолкнула вас к подобному безумству. В семье, между супругами, не должно быть подобных недомолвок".
Так было сказано, но, подумал Саша совсем другое: "Жизнь же наоборот, постоянно показывает правоту одной аксиомы, гласящей: "Вторая половина не священник, грехи не отпускает". Если человек в чём-то согрешил, и не желаешь разрушить свою семью, то он обязан нести свой крест молча. Или вовсе не заморачиваться, коль не мучает совесть". — Это было его давним убеждением, сформированным ещё в той потерянной жизни.