Конунг 3: Я принес вам огонь!
Шрифт:
В юности Игорь вдоволь начитался о «мягких» средневековых нравах. Незадолго до памятного авиаперелета, была еще и, прости Господи, «Игра Престолов». Даже всего три сезона стали отличной прививкой от излишней доверчивости. Так что, едва осознав себя треверским князем… – в смысле «ярлом», – он твердо решил исключить любые случайности.
Теперь, даже собираясь просто по ближайшим окрестностям Нойхофа, никогда не брал с собой меньше пяти дюжин воинов. Да и снаряжались хирдманы каждый раз, словно в самую жаркую битву. А уж если дорога лежала чуть дальше, как, например, в этот раз, то в седло поднимались не меньше «сотни» бойцов.
Вполне возможно именно такая предусмотрительность была как-то связана с фактом, что за почти семь с половиной месяцев после победы, он ни разу не побывал в бою. Ни тебе случайных стычек, ни тебе покушений.
Так это или не так, но жизнь в таком непростом месте как средневековый Эйдинард, не давала настроиться слишком уж благодушно, и потому даже в окружении телохранителей сон нового треверского правителя оставался чутким. Стоило часовому сунуть голову внутрь ни чем не примечательного на фоне остальных шатра и негромко позвать, как Игорь открыл глаза, сладко зевнул, и добродушно кивнул в ответ: мол, все отлично, слышу тебя, дружище!
«Да, пора вставать …»
Вчера он завершил последний, самый короткий объезд марки, и чувствовал себя немного «отпускником». Понятно, что отправляться предстояло к теплому морю, но далеко не на курорт. Канаанские города-государства были многолюдны, могущественны, и способны выставить очень сильные отряды умелых наемников. Но это сладкое, почти офисное ощущение свободы от текучки, все равно ни куда не исчезало.
Поездка была из-за спора двух не слишком богатых и влиятельных, но довольно крикливых бондов-землевладельцев. И как ни странно, оставленный напоследок суд из-за небольшого куска леса и прилегающего к нему луга, удалось разрешить к удовольствию всех участников.
Потому как почти сразу выяснилось, что никаких особых прав на землю у них нет, и Игорь может объявить ее своей, продать, подарить кому-то из них же, ну или наплевать и забыть…
Но тут нужно пояснить!
Первое что Игорь сделал с подсказки своих советников после того, как восточный анклав сдался и признал его права, а сам он ввел в их замки и городки войска, это объявил всю территорию Треверской марки своей личной собственностью.
При этом чтобы не вызвать новый и теперь уж всеобщий бунт, каждому поясняли: за исключением тех земельных держаний, лугов, садов и ловов, а так же пустошей лесов и гор, передачу которых еще до начала гражданской войны утвердили на тинге (3).
(3) Тинг (сканд. ting) – древнескандинавское и германское народное собрание свободных мужчин страны или области (здесь – племени), куда являлись, как правило, вооруженными, в доказательство своей дееспособности. Часто имел не только законодательные полномочия, но и право избирать вождей или королей-конунгов. У славян – «вече».
Одним элегантным финтом получилось твердо заявить о сохранении преемственности от «прежних времен», и не вызвав протестов, устроить настоящий феодальный переворот.
Самым главным «пережитком» подзадержавшегося родоплеменного строя в Эйдинарде, было сохранение общинного землевладения. Скажем так, в широком смысле слова.
То есть вся необрабатываемые земли марки считались собственностью племени. Конечно же, прежним хозяевам-хундингам на тинге уже давно не возражали, и делали они с ней все, что посчитают нужным. Но формально – любая семья могла прийти, никого не спрашивая занять любой ничейный или просто давно необрабатываемый участок и утвердить свое право на него на одном из двух ежегодных народных собраний (4). Просто явочным порядком.
(4) Совершенно реальный земной механизм на севере Европы в раннем средневековье. При этом родоплеменные отношения в Скандинавии задержались дольше всего. Даже к концу эпохи викингов лишь незначительная часть земли находилась в личной собственности. В Швеции, например, из почти 2 500 найденных рунических надписей, только считанные единицы текстов XI века упоминают о земельной собственности. О ее наследовании говорится лишь в пяти текстах из Уппланда (территория к северу от Стокгольма) и одной из Вестеръётланда (историческая провинция на западе страны).
В Норвегии же последние пережитки из родоплеменных времен были отменены и вовсе лишь к середине XIX века. Речь идет о так называемом «праве одаля».
В раннее средневековье одаль (др.-исл. уdal, норв. odel) – был неотчуждаемым земельным владением «большой семьи», которое переходило из поколения в поколение и не делилось между наследниками. С IX века, с началом выделения «индивидуальных семей» начались и разделы. Однако право преимущественной покупки и выкупа этой земли сородичами сохранилось и в дальнейшем. В период датско-норвежской унии (1536-1814 гг.) датские дворяне пытались ликвидировать право одаля, чтобы облегчить переход земли в свое распоряжение, но натолкнулись на упорнейшее сопротивление местных бондов.
Но на практике такие «самозахваты» в последнюю сотню лет были скорее в рамках статпогрешности.
Треверы (по происхождению все еще считавшиеся «германцами») из северных, западных или восточных частей марки, где народ плодился со страшенной силой, просто физически не могли приехать в центральные или южные анклавы (считающиеся «кельтскими»), и безнаказанно сказать «мы будем тут жить!»
Хотя рядом – необозримые горы Алайн Таг, где и так-то людей в рамках «ноль целых, фиг десятых» человек на километр. А огромная горная полоса на два дня пути вдоль всех земель племени – вообще пустая, поскольку считается собственностью треверов, но они в этих бедных и неуютных краях жить не очень-то и хотят.
А если совсем точно – не очень-то и могут.
Более-менее ровных участков там, максимум – «под помидоры». Поэтому с земледелием больше мороки, чем прибытка. Разве что выращивать «только для себя», а заработать на чем-то еще. Да, внятный доход в тамошних горах может дать скотоводство. Но это значит, что можно было бы жить, и даже процветать, лишь очень небольшими семейными группами.
Вот и выходит, что сниматься с теплых и обжитых земель у Западного Рихаса большими компаниями ни какого толку. А малыми…