Конверт из Шанхая
Шрифт:
Несколько раз перекрестившись, проводник нашел силы продолжить рассказ.
– Идет, стало быть, прямо на меня, а у меня и дух перехватило, и ноги обездвижели. Еще бы шаг сделала – упал бы замертво. Но старуха та этак легко, невесомо этак развернулась и пошла обратно. Мне полегчало, способность обрел видеть не только старуху, но и что помимо нее происходит. Вижу, что в глубине салона свечка тлеет на столе, а за столом пассажирка из первого купе. Тоже как я – ни жива ни мертва. А привидение проплыло почти до выхода, встало на месте и что-то пассажирке говорить начало.
– Так, может, не было там света?
– Как же не было, когда мгновением каким спустя свет уже стал виден через щелку?
– А что пассажирка?
– Софья Яковлевна. Ну, я как пришел чуток в себя, сразу к ней. А она спокойно так говорит, вы, дескать, не беспокойтесь, все правильно, это моя прабабка ко мне приходила совет жизненный и указания дать.
– Ну так ей виднее. Раз это не призрак убитого…
– Да не должно быть, раз старуха-то!
– Значит, это результат гаданий. Вы лампадку под иконой запалите, и все пройдет.
Икона Божьей Матери висела в центре салона, и лампада под ней не горела.
– Ох ты, со всеми этими происшествиями масло забыл подлить.
– Я так полагаю, что ни про печать, ни про привидение никому говорить не нужно. Про печать, само собой, полиции надо будет рассказать, такой факт никак нельзя скрывать. А вот про привидение я бы смолчал и перед полицией. Не дай бог, дойдет до вашего начальства, сочтут вас человеком мнительным… То, се…
– Да я никому и не собирался говорить. Уж будьте в этом уверены!
Не знаю, сдержал ли он слово, но так или иначе слухи про привидение все же распространились.
16
Мы вернулись в купе, попросили принести нам горячего чая взамен остывшего и сели завтракать. Какое-то время дедушка и Иван Порфирьевич лишь поглядывали на меня с подозрением, но я молчала, и им вскоре пришлось потребовать от меня отчета.
– Даша, если ты полагаешь, что твои вчерашние бесконечные шушуканья с Машей остались незамеченными…
– Сознаюсь! И каюсь, – сказала я без тени раскаяния. – Это мы были привидением.
– Вы с подробностями кайтесь, – пряча улыбку, потребовал товарищ прокурора тем тоном, каким он обращался к преступникам в суде.
Пришлось рассказать подробности.
– Так вот куда мой платок пропал! – сказал дедушка. – Представляете, Иван Порфирьевич, эта проказа мой платок прихватила. Верни!
– Не верну, я его выкинула. Все равно его не отстирать было. Я тебе, как приедем, сразу полдюжины куплю. Ой! Я же вам про более важное не рассказала.
– Да, да! – припомнил прерванный разговор Иван Порфирьевич. – Отчего вы лекарствами интересовались, Дарья Владимировна?
– Подождите, пожалуйста, – перебил его дедушка. – Я ей два слова все ж таки выскажу. Такими шутками вы могли человека до сердечного приступа довести…
– Софью
– Так мог сторонний человек увидеть. Да и увидел.
– Ладно вам, Афанасий Николаевич! – неожиданно заступился за меня господин Еренев. – Все завершилось благополучно и безобидно. А коли и результат даст, ради которого все и затевалось… Вы же сами видели, что наша дражайшая Софья Яковлевна господином капитан-лейтенантом помыкала.
Тут они заспорили на темы воспитания, я немного послушала, поймала паузу в речах и спросила вполне невинно:
– Так про хлороформ можно уже и не рассказывать?
Понятно, что рассказывать мне пришлось.
– Вот ведь какое совпадение, – после долгого молчания поделился своими размышлениями Иван Порфирьевич, – все преступники, с которыми вас, Даша, сводила судьба, не спешили скрыться. Первый пытался довести до конца свои дела, алчность свою потешить. Другого удерживали иные обстоятельства. И сейчас логика подсказывает, что со смертью господина банкира преступник своей цели не достиг. Вероятнее всего, и печать сорвана преднамеренно. Среди украденных бумаг не нашлось того, что преступник искал. Он и попробовал учинить обыск повторно.
– Но в купе ничего не тронуто, – заметил дедушка.
– Верно. Но если этот человек умен, то он сумел скрыть следы своих поисков.
– Значит, наследники здесь ни при чем? – разочаровался дедушка.
– Из всего следует, что убийство вышло случайно, и смерть господина Соболева не была целью преступника. Так что вы правы, и наследники здесь ни при чем.
– Тогда что же преступник искал?
– Правильнее сказать, что он ищет.
– Полагаете, что и со второго раза он не нашел нужного?
– Полагаю, хотя как раз здесь уверенности нет. Зато подозреваемых у нас три вагона! Давайте отбросим тех, кто подозрителен менее всего. Всех нас, кто выехал из Томска, целиком и полностью. Думаю, что и обслугу можно будет исключить, если вся бригада, как это принято, уже сработавшаяся и без случайных людей. Но я специально спрошу об этом. Далее… Кого еще можно исключить из списка подозреваемых?
– Машу и Ирину Родионовну, – тут же сказала я. – Знаю, что это не аргумент, но очень они не похожи на преступниц. А у Маши еще и алиби есть на вчерашний вечер. Хотя нет у нее алиби, в купе убитого, скорее всего, проникли еще позже, чем мы расстались.
– Вы правы, и это не аргумент. Но тем не менее я с вами соглашусь, потому что и ваши ощущения имеют значение. А вот остальных обитателей первого класса отбрасывать до поры не станем. Даже Софью Яковлевну с ее служанкой, не говоря уже о мужчинах.
– А про пассажиров второго класса нам совсем немногое известно, – продолжила его рассуждения я. – Кроме мистера Фрейзера, я ни за кого не поручусь. Хотя еще все три офицера мне кажутся людьми достойными и на преступление не способными. Других же мы просто не знаем, да и видели их мельком. А одного человека и вовсе не видели. Загадочная личность.