Конвейер смерти
Шрифт:
– Никифор, вблизи поста было три кишлака. Я по ним без толку не стрелял, и они меня не обстреливали. Озорничать бойцам я не позволял, поэтому жили спокойно. Обстреливают тех, кто грабит и мародерствует! А дружба… Ну, такой приведу пример. Приходит аксакал и говорит: «У нас свадьба, завтра женю сына. Обязательно весь кишлак соберется на праздник. Мы беспокоимся, что охранение будет плохое, наши соседи обязательно придут грабить. Дай мины, мы на тропах поставим и погуляем спокойно. Я тебе, командир, за это – барашка!»
Жалко, что ли, добра! Выделил я ему несколько
Ну, спасибо, думаю. Берите, я не жадный! Не поможешь – значит, ты, шурави, на стороне другого кишлака. Врагом станешь. Зачем проблемы? Они наверняка догадываются, что соседи мины у меня получили. А так, я друг обоим племенам. Третья делегация приходит с просьбой пропустить по тропе мимо поста молодежь. Ребята хотят к соседям сходить поздним вечером. Понятно: не на танцы, грабить идут.
Ну, идите. Пропустили. Они невесту украли и обратно прошли. Отец девушки ко мне бежит: «Выручай, командир, мы в засаде у дороги посидим, не стреляй». Ладно, не будем стрелять. Главное дело, предупреждайте заранее. И так они постоянно воюют меж собой, из года в год на протяжении веков. До нас, при нас и после нашего ухода продолжат друг друга истреблять. А я у них в друзьях, потому что не вмешиваюсь в процесс и помогаю каждому! Курятина, баранина, овощи, виноград на бражку – завсегда. А теперь я в вашем первом батальоне голодный, усталый, немытый…
– Бедняга! Как я тебе сочувствую! – рассмеялся я. – Мы так не жили, нам не понять! Ничего хорошего не теряли, потому что комфорта не знали. А вот из рая да на раскаленную сковородку к чертям с рогами, конечно, тяжело. И что ты предлагаешь? Сжалиться и организовать тебе помывку?
– Ага! Сходи к командиру части, попроси ключ от его баньки, тебе он не откажет. Протопим, попаримся, а я шашлык организую! – вновь попросил Метлюк.
Командир выслушал мою просьбу и ответил: «Пожалуйста, для первого батальона ничего не жалко. Только порядок после себя оставьте».
Ну и отлично! «Кэп» позвонил солдату-банщику, и мы пошли мыться. Нам составил компанию Вересков, а комбата мы не позвали. Пусть общается с любимыми молдаванами. Он окружил себя тремя холуями из молодых солдат-молдаван и целыми днями о чем-то с ними беседовал. Порой гоняет их за едой, не выходя из комнаты, или посылает за бабами… Удивленный он какой-то! В этот раз снова начудил. Вернувшись после рейда, Махошин отправил посыльного к Элеоноре, видимо, решил немного душой и телом отдохнуть.
– Стасик! Сходи в четвертую комнату, спроси Элю! Позови ко мне. Скажи, вызывает комбат. Понял?
– Понял, – ответило дитя молдавского народа
Через пять минут ходок вернулся и объявил комбату:
– Не пошел.
– Кто не пошел? – удивился майор.
– Элька не пошел! Элька э-э-э… это самое э-э-э… сказал э-э-э… не дам!
– А еще что она сказала? – не выдержал я и рассмеялся, зная, что у девахи характер с перцем.
– Еще он сказал, извиняюсь, пошел комбат на… – ответил, глупо таращась и хлопая длинными ресницами, солдатик. – Много еще чего, но я точно и дословно не запомнил.
Я не выдержал и громко расхохотался, а комбат покраснел и принялся пыхтеть и возмущаться. Махошин надел спортивный костюм и отправился в женский модуль. Зря он пошел. Послали один раз, пошлют и в другой, только более грубо. Я его пытался отговорить, но он побагровел, злобно посмотрел в мою сторону и вышел, хлопнув дверью. Вернулся он быстро. Дверью больше не хлопал, а тихонечко ее прикрыл, разделся, лег на кровать и примолк. Утром я разглядел ссадину на подбородке, распухшее ухо и царапину на лбу. Левый глаз также слегка припух. Ну, бой-баба! Пантера!
Через пару дней мне повстречалась Элька в темных очках, за которыми были видны легкие синяки.
– Эля, ты зачем комбата унизила? – рассмеялся я.
– А пусть не лезет и руки не распускает. Явился ко мне, дверь ногой вышиб, пощечину дал, нос разбил. Матерится! Не на ту напал! Я ему ногой сразу в ухо, а дальше уже и не помню, куда еще попала. Передай ему, попадется на моем пути, обе руки сломаю!
– Хорошо, обязательно передам! А я тебе не мешаю ходить по полку?
– Нет. Можешь даже в гости зайти, – многообещающе улыбнулась она и пошла дальше, гордо подняв голову и грациозно покачивая бедрами.
Баня удалась на славу! Парная, холодный бассейн, шашлык, ящик минералки. Эх, пивка бы, но где его взять? В Кабуле только баночное, а за одну упаковку пива месячную получку отдашь.
– Петя, а чего ты не согласился стать комбатом вместо Подорожника? Говорят, ты наотрез отказался! – удивился я. – Из-за тебя, выходит, мы страдаем с этим балбесом Махошиным. Гибнем из-за твоей несговорчивости!
– А ты предлагаешь мне еще помучиться? Да, уговаривали стать комбатом первого батальона. Но для этого я должен был не в августе замениться, а в феврале – марте следующего года. А где март, там и апрель! Я похож на идиота? Если бы это был родной второй батальон, я подумал бы и, наверное, согласился. А от рейдового первого батальона – увольте!
– Н-да… А вот мне предстоит замена через два месяца, и я ее опасаюсь! – честно признался я. – Боюсь, разучился жить в мирной обстановке. Тут хоть и тяжело, но за два года ко всему привык. Знаю, где упасть, как спрятаться, на что можно наступить, на что нельзя. Понимаю, когда надо стрелять и куда нужно бросить гранату. Как я буду жить без всего этого? Кормят, поят, одежда не нужна, все меня знают, есть авторитет и уважение. А приеду в штаб округа – обычный старлей, без кола и двора, с массой проблем с точки зрения мирной жизни. Не люблю войну, но и как без нее стану жить – неизвестно…