Конвейер смерти
Шрифт:
– Нет. Я оканчивал политическое училище строительных войск.
– Ох! Час от часу не легче! – взвыл полковник.
В кабинет резво и энергично вошел командир дивизии и протянул какие-то документы Аркадию Михайловичу.
– Читай! Смотри, что пишут твои оболтусы в политдонесении. – Генерал раздраженно сунул листы в руки начпо, увидел нас и, не здороваясь, воскликнул: – Ростовцев! Вы почему тут? Батальон на войне, а он в штабе прохлаждается!
– Я заменяюсь домой. Июль – месяц замены. Вот привез представлять свою смену.
– Да!
– Майор, ты хоть чуть-чуть представляешь, куда попал? Что тебе предстоит вынести? – набросился на Алексея Алексеевича комдив Баринов. – Даже такие пацаны, как Ростовцев, загибаются, не выдерживая нагрузок, а уж ты тем более в ящик сыграешь. Надо что-то придумать! Чем болел в последнее время? Что беспокоит?
– У меня язва желудка, давление повышено и сердечко шалит, – ответил Маковецкий, хмуря брови.
– Шалит? Ох, шалуны! Надо его в другое место перевести, Аркадий Михайлович. Какие есть вакансии? Чтоб было полегче.
– Начальником клуба в Джабаль, – предложил начпо.
– Но это капитанская должность! Понижение! – задумался генерал. – Только если он сам пожелает. Желаешь спокойно служить, майор? Хочешь не сбивать ноги в горах и не подставлять башку под пули?
– Согласен! – Алексей Алексеевич шумно выдохнул.
– Вот и хорошо. Пусть пишет рапорт, а Ростовцеву поискать из резерва другого заменщика. И в донесении в округ отметить низкое качество подбора офицеров для боевых действий!
Генерал посмотрел на меня и спокойно произнес:
– А вы, Ростовцев, поезжайте в полк, продолжайте исполнять обязанности. Ждите другого офицера.
Комдив ушел, а Севостьянов поинтересовался:
– Ростовцев, а ты почему еще не капитан? Что-то я не помню, подписывал ли я тебе представление на досрочное звание.
– Нет. Золотарев документы так и не пропустил, – ответил я и насупился.
«Вот черт! Заменщика забирают, да и старую обиду со званием напомнили. Обещано много, а реализовано…»
– Так-так! А что у тебя с наградами? С присвоением Золотой Звезды Героя перспективы туманны. Сколько орденов получил?
– Один! Мне целый год этим Героем мозги пудрили и ни разу более не представляли к наградам.
– Непорядок! За последний бой в зеленке представим к Красной Звезде! Заслужил! Поправим ошибку.
Из Ташкента возвратился счастливый Рома Ахматов.
– Мужики! Уезжаю! – радостно заорал он, переступая порог канцелярии танкового батальона. – Прощай, Афган!
Я сидел в гостях у Скворцова и оказался невольным свидетелем приезда комбата-танкиста.
– Поступил? – радостно воскликнул Скворцов.
– Да, приняли! – ответил сияющий от счастья подполковник. – Вы разговариваете с будущим академиком!
– Роман Романович,
– Молодо-зелено! Мастерство не пропьешь! – насмешливо сказал Ахматов. – А если честно, то благодаря простреленной груди и орденам! От физподготовки по ранению меня освободили! Иностранный язык молодая училка принимала, выслушала героические военные рассказы и поставила мне троечку. Сочинение я списал: шпаргалка была по теме. А вот тактику устно сдавать – верный завал! Взял билет – вижу, ничего не знаю. А принимать пришел сам председатель комиссии. Генерал! Подошла очередь отвечать, выхожу к доске и несу всякую белиберду. Генерал слушал меня, слушал, прервал и спрашивает: «Вы кто по должности?» – «Командир танкового батальона!» – отвечаю я.
«Эх-хе-хе! – вздохнул председатель. – Как же вы, подполковник, батальоном командуете? Приехали поступать в академию, а знаний нет! Совершенно ничего не знаете, докладываете не по билету! Вынужден вам заявить, что подготовка неудовлетворительна и поэтому рановато в академии учиться…» В этот момент секретарь комиссии трогает генерала за локоток, и слышу громкий шепот: «Товарищ генерал! Это подполковник Ахматов! У него Красное Знамя и Красная Звезда! Тяжелое ранение! Внеконкурсное поступление! Мы его уже приняли и зачислили!» Генерал растерянно взглянул на секретаря-полковника, потом на меня и продолжил: «Гм-гм! Ну, подполковник Ахматов, принимая во внимание вашу героическую службу и образцовое выполнению интернационального долга, ставлю вам твердую четверку и желаю дальнейших успехов в учебе!» Такие дела! – рассмеялся Роман. – А я переживал, трясся, нервничал! Знать бы наперед, что так получится, время в Ташкенте не терял бы! В рестораны б ходил, на танцы! Спасибо простреленной груди, помогла!
Мы дружно засмеялись, поздравили комбата, а Скворцов помчался за коньяком, чтобы обмыть успех товарища.
Два дня я писал отчеты, донесения, планы. За месяцы беспрестанных рейдов накопилось бумажной работы невпроворот. Поздно вечером меня вызвал к себе дежурный по центру боевого управления. Посыльный примчался весь запыхавшийся:
– Скорее, срочно!
Что случилось? Что опять нужно от меня? Мое дело спать и ждать другого, более молодого замполита батальона. Моя война закончилась! Июльский счетчик заменщика отсчитывает часы до возвращения.
Я спустился в бетонный бункер под штабом полка и услышал тревожные доклады с места боев, увидел нервную суету толпившихся офицеров.
– Кто меня вызывал? Что случилось? – спросил я.
Майор Гамаюн указал рукой на стул:
– Посиди минутку, сейчас освобожусь!
Он еще некоторое время докладывал командиру полка о каких-то цифрах, а затем повернулся ко мне:
– Никифор, беда! Батальон опять нарвался на духов. Вновь была бойня.
– Какие потери? – забеспокоился я.