Конвой
Шрифт:
— Вы вот думаете, что мы эльфов по темноте своей не любим? — начал бородач.
Волошек промолчал.
— Вижу, так и думаете… Но ошибаетесь вы. Все эти сказки про кровь человеческих младенцев… вон молодёжь пусть перетирает. Историю-то мы знаем. Чай, батюшка просвещал. С их приходом вера упала. Вот в чём главное зло. Разуверились люди в боге едином, как этих исчадий повстречали с их молодостью и бессмертием.
— Мой прадед христианином был, — пожал плечами Волошек. — Никаких притеснений не испытывал.
—
— Что с того? А ещё раньше Перуна почитали, а до того, поговаривают, и Одина.
— Всякое бывало, согласен, и впотьмах жили, аки звери, и слова истинного не знали. Да вот как только налаживаться жизнь началась, остроухие-то и вылезли. Разрушили они и уклад вековой, и веру. Кем мы стали? Прислугой при них?
— Прислугой? Это уж как себя кто поставит, — возразил Волошек. — Сейчас враг у нас с ними единый. Что бы там ни было раньше, теперь мы одно дело делаем. А потому не желаю я свар в отряде…
— Одно дело? Ой ли? — начал было Чернозуб.
Но теперь, когда беседа вышла из прежнего доверительного русла и стала походить на спор, Волошек нашёл повод прекратить её.
— Вот что, — оборвал он. — Твоё недоверие к эльфам я понимаю, хотя и не разделяю. Но пока ты в моём отряде, будь любезен не лезть на рожон. И парням своим заповедуй.
Глава десятая
СНАДОБЬЕ
Первая за лето серьёзная гроза разразилась как раз тогда, когда её меньше всего желали. Природа напрочь отказалась встать на сторону защитников этого мира.
Они лежали на промокшей земле, уже погрузившись наполовину в грязь, и тяжёлые набухшие влагой плащи вдавливали людей всё глубже. Волошек и Висмут по очереди смотрели в бинокль. Жирмята лежал без дела. Бородачи, рассредоточенные по сторонам, прикрывали фланги.
Однако враг вовсе не помышлял об охватах или коварных ударах, он вообще не подозревал о присутствии людей. Башни двигались маршем одна за другой. Двигались медленно, но заметно быстрее, чем на передовой. Ливень нисколько не мешал им. Вихри шныряли вокруг псовой сворой, но далеко от башен не отходили.
Массивная туча проглотила закат, показав на горизонте лишь розовую дымку. С наступлением темноты разглядеть что-либо мог только Висмут, остальные ловили вспышки молний, что подсвечивали силуэты грозных странников.
— Ровное место, — пробормотал колдун. — Эдакие махины должны притянуть хоть одну.
Он чего-то ждал, но друзья не находили смысла в его бормотании.
Молния ударила в вершину последней башни. Небесную силу та отразить не смогла. И без окуляров было видно, как рваный кусок величиной с воловью шкуру сорвался и отлетел от башни, кружась кленовым семечком. Частые молнии разделяли падение на отдельные картинки, будто небесный художник делал наброски карандашом.
— Есть! — воскликнул Висмут.
— Они всё-таки уязвимы, — произнёс Жирмята. — Вот только бы научиться ещё метать громы.
— Главное не в этом, — поправил колдун. — Как
— А… — дошло до Рыжего.
Мокнуть им пришлось ещё долго. Всю ночь и весь следующий день башни добирались до горизонта, но только во вторую ночь уползли достаточно далеко.
На рассвете, прихватив Тумлука и Парилу, Висмут правился к дороге. Втроём они притащили слегка изогнутый кусок из странного белого материала, твёрдого как камень и лёгкого словно пена. Возможно, это и была затвердевшая пена, подобная той, рождённой извержением вулкана, что встречается в море. Правда, добыча Висмута оказалась куда прочней.
— Теперь пойдёт дело, — улыбнулся колдун. — Уже ради одного этого стоило лезть в пекло.
Он не вытерпел и всю обратную дорогу пробовал ковырнуть трофей то ножом, то хитрой иглой, но к стоящим исследованиям колдун приступил, когда добрался до своей поклажи. Оказалось, что он таскал собой целую алхимическую лабораторию.
— Это фрагмент верхнего… м-м… Назовём его панцирем, — пояснил Висмут. — Вот тут и тут видны… м-м… сухожилия, соединяющие защиту с телом.
— С телом? — перебил Жирмята. — Так ты полаешь, что эти башни всё же живые?
— Вне всякого сомнения. Причём, судя по небольшому остатку плоти, что мне удалось соскоблить, она у них нежная, как у нашего Кощуна, и уязвимая, если, конечно, пробиться сквозь панцирь.
— И ты надеешься выяснить, как это сделать? — спросил Волошек.
— Мне нужно укрытое от ветра и дождя место и время, — заявил колдун.
Следующие несколько дней отряд занимался только тем, что обеспечивал работу колдуна, который устроился под тентом. Чабрец расставил охрану, Алейко носил кофе, воду и пищу по первому требованию алхимика.
Висмут колдовал на этот раз скорее в переносном смысле, нежели в прямом. Он возился с множеством склянок, пузырьков, реторт, — мешая жидкости, растворяя порошки, нагревая и охлаждая смеси. Из-под навеса то выползал вонючий туман, то доносились проклятия. Ночами что-то светилось, а однажды выпорхнула птица и, покружив по лагерю, скрылась в лесу.
Мужики поглядывали в сторону тента с большой опаской и недоверием. Они даже попытались роптать, но Чабрец придумал занять их упражнениями, и к вечеру загонял до такой степени, что на ропот не оставалось сил.
Наконец из-под навеса раздался радостный вопль. Вкусившие муштры воины только переглянулись. Даже репортёр лишь привстал, вытянув шею, но не двинулся с места. Под тент поспешили начальники и Алейко, который к воинским порядкам приучиться был не способен в принципе.
— Есть! — Висмут щёлкнул обожжёнными пальцами перед носами высокой комиссии.
Волошек с Жирмятой, осмотрев панцирь, нашли в нём дыру с оплавленными краями. Чабрец поцокал языком.
— Чем это ты? — не без уважения спросил Жирмята.