Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)
Шрифт:
Капитан Гуд лежал на спине с неизменным моноклем в глазу и смотрел в темноту, сэр Генри рукой пытался определить скорость течения. Когда свет фонаря упал на старого Умслопогаса, я готов был рассмеяться.
Я уже упоминал, что мы взяли с собой часть жареной косули. Случилось так, что, когда мы бросились на дно лодки, голова Умслопогаса оказалась в близком соседстве с жарким, и как только он очнулся от потрясения, то почувствовал, что голоден. Отрезав топором кусок мяса, он с наслаждением уничтожал его. Позже он объяснил мне, что, готовясь к «далекому путешествию», предпочел отправиться туда с полным желудком.
Как только я зажег фонарь, все ободрились. Вытолкав Альфонса в дальний конец лодки, мы пригрозили, что если он не замолчит, то мы успокоим его, бросив в воду
Первое, что мы сделали, — это условились, чтобы один из нас с фонарем и шестом в руке дежурил у весел, готовый предупредить об опасности. Умслопогас, отлично подкрепившийся, сейчас же взялся за дело. Другой должен был занять место на корме с веслом в руке, чтобы сдерживать лодку и не давать ей удариться о бока пещеры. Это было все, что мы могли сделать для собственного спасения, поэтому мы подкрепились жарким (мы не знали, долго ли останемся в темноте!) и слегка приободрились. Наше положение было очень серьезно, но не безнадежно, даже если бы слова туземцев, уверявших, что река впадает прямо в недра земли, оказались верными. Река куда-то несла нас, возможно на другую сторону гор, и мы должны находиться в лодке, пока куда-то не приплывем. Гуд зловещим голосом возразил мне, что, если река впадает куда-нибудь в пропасть, — наша судьба плачевна.
— Ладно, будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему! — подытожил сэр Генри, всегда веселый и остроумный — признак несомненной нравственной силы в тяжелые минуты. — Мы пережили вместе столько опасностей, что выпутаемся и теперь!
Мы последовали этому превосходному совету каждый по-своему, за исключением оцепеневшего Альфонса. Капитан Гуд сидел у руля, всматриваясь в темноту, Умслопогас — на веслах, мне и сэру Генри оставалось только лежать в лодке и размышлять. Да, нам не позавидуешь! Мы плыли по подземной реке, подобно душам грешников, переправляемых Хароном через Стикс, как шутил сэр Куртис! Вокруг царила темнота, озаряемая только слабым лучом света от нашей лампы.
«Отлично, — думал я, — мы хотели приключений, и мы их получили. В мои годы уже стоило успокоиться и осесть в Англии. Но что сделано, то сделано, и, как ни ужасно наше положение, рано или поздно это закончится. К тому же подземная река не самое плохое место для вечного успокоения!»
Должен признаться, что нервы мои были напряжены до крайности. Даже хладнокровному, много испытавшему человеку тяжело привыкнуть к мысли, что ему, быть может, осталось жить не более пяти минут! Но с другой стороны, наши опасения были нелогичны, потому что человек никогда не может быть уверен, что с ним случится в следующую минуту, даже в хорошо укрепленном доме с двумя полицейскими под окном, охраняющими его покой!
Прошло несколько часов с тех пор, как мы попали в таинственную реку и Гуд и Умслопогас заступили на дежурство. Как мы условились, оно продолжалось пять часов. В семь часов я и сэр Генри сменили наших спутников, чтобы они отдохнули. Три часа все шло благополучно, хотя сэр Генри временами отталкивал веслом лодку от стен туннеля. Сильное течение несло нас по середине реки, хотя иногда лодка устремлялась к одной или другой стене. Особенно меня занимал и интересовал вопрос: каким образом поддерживался здесь приток воздуха, тяжелого и сырого, но все же свежего. Единственное объяснение, приходившее мне в голову, состояло в том, что воды озера содержали достаточное количество воздуха, который проникал в туннель и не застаивался здесь. Около трех
— Вы шутите? — ответил он. — Мне кажется, что я попал в турецкую баню!
Капитан Гуд и Умслопогас проснулись, задыхаясь от жара и обливаясь потом, и все мы вынуждены были снять с себя платье. Умслопогас имел преимущество перед нами, поскольку ему нечего было снимать, кроме набедренной повязки.
Жара все усиливалась, и через полчаса мы уже едва могли дышать. Обстановка вокруг походила на преддверие ада. Я опустил руку в воду и с криком отдернул ее: вода кипела. Маленький термометр показывал сто двадцать три градуса [71] , и у поверхности воды клубился пар. Альфонс стонал, что мы попали в ад еще при жизни. Сэр Генри предполагал, что мы очутились у подземного вулкана, и, пожалуй, был прав. Трудно описать наши страдания! Мы лежали на дне лодки, неспособные управлять ею, и испытывали то же, что и рыба, умирающая на земле от недостатка влаги. Пот высыхал на нас, и наша кожа начала лопаться, кровь приливала к голове, стуча, как паровая машина.
71
По шкале Фаренгейта, приблизительно 50° по шкале Цельсия.
Вдруг река повернула налево, и сэр Генри, окликнув меня хриплым, задыхающимся голосом, указал на невероятное зрелище. За полмили впереди нас с поверхности воды на пятьдесят футов вверх вздымался огромный столб белого пламени, спадая каскадами огня. Извержение газа походило на большой огненный цветок, выросший на поверхности воды из мрака. Кто может описать всю красоту и ужас этого зрелища? Хотя мы находились за пятьсот ярдов от него, но в пещере было светло как днем, и мы видели ее свод, возвышавшийся на сорок футов над нашими головами.
На совершенно черной скале были различимы длинные блестящие жилки неизвестной мне руды.
Ми неслись прямо к огненному столбу, похожему на горнило печи.
— Держитесь правой стороны, Квотермейн! — скомандовал сэр Генри, а уже через мгновение упал без чувств. Альфонс давно лежал без сознания, и капитан Гуд был близок к этому. Только мы с Умслопогасом держались из последних сил.
За пятьдесят ярдов от огня я заметил, что голова Умслопогаса склонилась на руки. Итак, я остался один, хотя тоже начал задыхаться. Дерево лодки загорелось, перья одного из убитых лебедей тлели, и я понимал, что если мы приблизимся еще на три-четыре ярда к огню, то погибнем.
Я схватил весло, чтобы направить лодку как можно дальше от огня, но выронил его. Мои глаза готовы были лопнуть от нестерпимого жара, ощутимого даже сквозь опущенные веки. Мы очутились как раз напротив огня, и вода яростно кипела вокруг. Еще пять секунд… Мы проплыли мимо… Я потерял сознание.
Первое, что я ощутил, очнувшись, — это воздух, освеживший мое лицо. Мои глаза открылись с большим трудом: вдали, наверху, виднелся свет. Я начал припоминать, как здесь очутился. Лодка все еще плыла по реке, и на дне ее лежали голые фигуры моих спутников. «Живы ли они? — подумал я. — Неужели я остался один в этом ужасном месте?» Сунув руку в воду, я снова с криком отдернул ее. Прикосновение к довольно холодной воде причинило нестерпимую боль моей обожженной коже. Собравшись с духом, я брызнул водой на своих товарищей. К моей радости, Умслопогас пришел в себя, а следом за ним и остальные. Они напились воды, поглощая ее в большом количестве, словно губки, и поспешили одеться из-за свежести. Капитан Гуд указал нам на край лодки: от жары дерево покрылось пузырями и местами покоробилось. Если бы лодка была выстроена как европейские суда, то непременно рассохлась бы и пошла ко дну, но, к счастью, она была сделана из какого-то туземного дерева и осталась невредимой. Мы так и не узнали, откуда взялся столб пламени, — возможно, вулканические газы вырвались из недр земли.