Корабельщик
Шрифт:
Минут через пять все затихло. Максим нащупал в полумраке кружку, соскочившую на пол. Вокруг ее растеклась лужица теплой воды, смешанной с чаинками.
– Мне пора бежать, – сказал Элизбар и достал из шкафа свою дорогую шубу. – Приходи в субботу ко мне в ведомство, вот повестка. – Он кинул на стол сложенный вчетверо лист бумаги. – У нас есть свой фотограф, заодно дагерротип обновишь. А я документ подготовлю, что ты перешел под мое руководство и теперь не обязан отчитываться перед Лавриным. Хорошо? Спасибо за чай, – улыбнулся он и вышел.
Максим устало повалился на кровать. Погреть, что ли, перловки, оставшейся со вчерашнего ужина? Элизбар, конечно, не в пример
Но только лучше ли доносить в Военное ведомство, чем в Метрическое? Максим вздохнул и открыл оконную створку, извлекая жестяную плошку с кашей. “Даст Солнце, и в самом деле переводить прикажут, а не вынюхивать шпионов да лазутчиков”, – подумал он.
Памфил действительно стал лучшим выпускником Морского факультета, и время это показало. Сначала его назначили репетитором-помощником преподавателей теории корабля и физики, а через три года он получил-таки назначение в Питебор, единственный портовый город, где еще работала верфь. Там он спроектировал 72-пушечный броненосец “Афиноген XXVIII”, на котором установили 500-сильную паровую машину и гребной винт. Однако вершиной карьеры Памфила стал новый принцип набора корпуса корабля. В судостроении было принято поперечное расположение прямоугольных листов обшивки днища и палубного настила. А Памфил предложил укладывать их длинной стороной вдоль корпуса корабля. При этом заметно повысилась общая прочность судна, обшивка перестала вспучиваться, и к тому же уменьшился его вес. Казалось бы, такая простая вещь, а никому раньше не приходила в голову, даже дольменцам. Первым судном, набранным по продольной системе, стала винтовая шхуна “Памфил”, весной 536 года благополучно совершившая переход из Питебора в Кукшир. Сам автор усовершенствования при подходе к Кукширу так разволновался, увидев радостную толпу встречающих, что упал за борт, и собственное механическое детище раздавило его о причальную сваю.
Завод Поликарпова при бомбежке почти не пострадал, обвалилась только часть ограды, рядом с воротами, да выворотило из насыпи несколько шпал. Максим в перерыве между занятиями, послушав рассказов сокурсников, сходил взглянуть, как идут восстановительные работы. Фаддея нигде видно не было.
Пимен сказал, что еще одна бомба упала в проулок между “Студиозусом” и соседним домом. Едва дождавшись окончания лекций, студент бросился в кабак. Пробежав по гулкому мосту, он еще издали увидел неладное. В морозном воздухе, на углу Пекарской и Кукшиной висела строительная пыль. В завалах из деревянных обломков и среди куч битого кирпича возились повара, посудомойки и даже сам Сильвестр.
– А Домна где? – запыхавшись от быстрого шага, спросил Максим. Он подхватил доску и понес ее в кучу к другим полезным обломкам, пристроившись рядом с кравчим. – Жива ли?
Тот вытер со лба белесую пыль и ответил:
– С утра была. Что с твоей Домной сделается? А вот Миракс погиб. Стена обвалилась, и его балкой придавило. – Под ноги лезли обломки кирпича, и боты Максима быстро “украсились” каменной крошкой. – Эх! Кто нам теперь на скрипке играть будет?
– А владелец был?
– Как же, приехал на мобиле, покричал да и умотал. Завтра обещал каменщиков прислать, а мы им помогать будем… – Сильвестр сплюнул и вытер рот рукавицей, размазывая по губам пыль. – Пока стену не заделаем, не откроемся… Да еще с нас же и вычтут за ремонт, потому что свет, видите ли, не загасили.
– А Домна не ранена?
– Тьфу ты! Говорю же, здорова она.
Но Максим все-таки отправился к жене, благо идти было совсем недалеко. Других разрушений на Пекарской заметно не было, и детвора как ни в чем не бывало носилась по улице, избегая хмурых гвардейцев. Солдат было, кажется, больше обычного, и у студента два раза спросили метрику. К счастью, в сумерках было не слишком-то видно, что дагерротип в ней давно устарел. Почему-то в последнее время, особенно после встречи с Элизбаром, этот незначительный элемент стал всерьез тревожить Максима, и чем дальше, тем больше он опасался, что какой-нибудь нервный солдат пристрелит его. Похоже, избежать траты денег на фотографа никак не получится.
В квартире он застал только хозяйку – она варила капусту и одновременно стирала белье в едва теплой воде.
– Живой! – воскликнула Домна и прижала к себе мужа мыльными руками. – Благослови тебя, матушка Смерть, пожалела мальчика моего. Голодный? Садись за стол.
Максим почувствовал в желудке спазм и сел на табурет, а Домна быстро выдала ему тарелку с вареной брюквой и соль с хлебом. Макая овощ в соль, студент поделился с женой предложением Магнова.
– Это хорошо, – обрадовалась Домна. Она возилась в шкафчике, где у нее стояли банки с разными приправами, и с гордостью посматривала на мужа. – Переводчик, надо же… Военные сейчас самые богатые, не то что профессора всякие. Военные и народники! Смерть их забери. На наши денежки в своем Собрании болтают, лучше б воевать пошли.
– А где Кася с Ермилкой? Я им книжки принес. – Максим выгрузил из кармана плаща целую пачку тонких детских книг. – Ермилу пора читать учиться. Скоро в школу, а буквы еще не знает.
– Бегают, где ж еще. Ты только Касинию так при ней не называй, ладно? – улыбнулась она. – Научится поди, не глупый…
Студент вынул серебряный талер и молча выложил его на пачку книжек.
– Возьми деньги, – сказал он. – Мне скоро в Военном ведомстве платить начнут, к тому же у меня есть еще куча ефимков.
– Ох, Макси, спасибо. А то из нас вычитать будут за стену разломанную, – проговорила она, бросила свой шкафчик и подошла к мужу. Полные руки Домны обхватили его нестриженую голову, прижимая к мягкой груди, и Максим ощутил смесь терпких запахов мыла и пота. Он запустил руки под тяжелое платье из грубой шерсти и провел ладонями по прохладным бедрам, до самого края плотных трусиков. Кончики ее жестких волосков на лобке пробивались через ткань, словно трава сквозь трещины в брусчатой мостовой, и царапали ладонь. – Останешься сегодня? Книжек вон сколько принес… – лукаво хмыкнула Домна. – Гляди, какой у нас крепкий пестик. – Она с неловким смущением коснулась его штанов и тут же отстранилась – на лестнице зазвучал топот четырех ног.
В квартиру ворвались Домнины дети, завидели Максима и тут же бросились ему на шею. Студент кое-как сплавил ребят мыть руки, а потом они жадно поедали овощи и умудрялись рассказывать отцу о своих похождениях.
– Мы на Викентьевскую с утра бегали, – торопясь и глотая окончания слов, болтал Ермил. – Там такие воронки, жуть! Пацаны в них лазили, одного землей засыпало, а одного камнем из мостовой зашибло.
– А из королевского парка дым шел, – встряла Касиния, дернув брата за рукав. – Кажется, у дворца балкончик отвалился, там что-то горело и вода по мостовой текла. Наверно, пожар тушили…