Корабельщик
Шрифт:
Газетой оказались вчерашние “Навийские Ведомости”, первая страница которых целиком была посвящена воздушному налету на столицу. Максим поглядел на мутные отпечатки дагерротипов и начал читать с самого начала.
“Сад при королевском дворце занимает двенадцать квадратных десятин земли. При нем находятся оранжерея с каменною залой для игр, теплица и домик для садовника. В последние годы тут воспитывалась почти 1000 растений из разных уголков Селавика и даже заморских стран, в основном из Роландии. Следовательно, парк сей своими растениями составляет важное пособие для любителей ботаники, а его цветники и аллеи – превосходное место для прогулок королевских особ и придворных.
Мы затем так подробно на устройстве сего парка остановились, чтобы читатель представлял, чего он лишился в результате злодейского воздушного нападения диких дольменцев. Три разрушительных бомбы упало на этот уголок тишины и мирного увеселения Короля – в теплицу на цветник, в розарий и точнехонько в баню, в самую ледяную купель. Осколки ее разметало среди деревьев, при этом ранило пятерых придворных, задумавших устроить вечернее омовение. Увы, кровотечение было так велико, что пришлось немедля освободить их…”
– Прочитал? – вдруг спросил Магнов.
Максим кивнул и отложил газету. Он подумал, что ему дали проглядеть ее, чтобы он занял себя – а потому не особо вчитывался в писания газетчика.
– Ничего дельного отсюда не узнать, – кивнул Элизбар на статью о парке. – Так, общие слова. Главного-то там и нет… – Он выдернул из тонкой пачки перед собой лист гербовой бумаги и подвинул его к студенту. Тот опустил глаза и прочитал: “Сим г-н Рустиков Максим утверждается сотрудником Военного ведомства в должности младшего переводчика Отдела тыловой поддержки”. И ниже – несколько подписей, достаточно заковыристых. – Для начала поработаешь с дольменской прессой, – продолжал Магнов, убедившись, что Максим ознакомился с текстом бумаги. – Потом придумаем что-нибудь еще, если нужно будет… Должность вполне приличная, престижная. Оплата пять талеров в месяц.
– Но ведь у меня занятия в Университете… – пробормотал студент. – Скоро экзамены, потом распределение.
– Об этом не беспокойся, курс тебе закончить дадут. Выйдешь на работу числа десятого апреля. Ты согласен? Заодно сможешь показать эту бумажку своему Урвану, он не посмеет больше вымогать с тебя идиотские доклады.
Максим кивнул и поставил в самом низу документа подпись, потом еще в двух журналах. В одном он обязался беречь вверенное имущество, а во втором – хранить государственную и военную тайну. Формальности, – скорее всего, благодаря протекции Элизбара, – заняли совсем немного времени и не потребовали от студента каких-то немыслимых справок и взносов.
– Можешь идти, – сказал Магнов, когда Максим поставил последнюю закорючку. – А после экзаменов возвращайся.
– А кто здесь раньше сидел? – поинтересовался студент, показав на занимаемый им стол. – Тоже переводчик?
– Да, – нахмурился Магнов. – Мало вашего брата в Селавике, ох мало… Погиб по глупости, напился да гвардейца оскорбил. Месяц как в другой отдел за переводами бегаю. Да и перестали мне дольменские газеты приносить, раз своего сотрудника нет. – Он кивнул и вновь обратился к своим документам, а Максим вышел из кабинета и отправился на улицу. Сейчас у него уже не спрашивали никаких повесток и метрик – наверное, солдаты запомнили высокого посетителя в черном плаще.
Можно было вернуться домой тремя путями – через Западный, Южный или Архелаев мост, причем последний путь был наиболее длинным. Но Максим почему-то выбрал именно его. Всю дорогу он размышлял только об одном – зайти к Платону или нет? Когда он прошел через парк Афиногена XX, ноги сами понесли его к дому с одной колонной. В кругах колеблющегося света, что отбрасывали газовые рожки, были видны трещины и неровные пятна на стенах здания, где отвалилась штукатурка.
Во дворе, разумеется, кипела обычная вечерняя жизнь – носились дети, прогуливались мамаши с колясками и ходячими малышами, приглушенно беседовали на скамейках почти готовые к семейной жизни подростки.
Максим остановил пробегавшего мимо мальца и склонился к нему.
– Парень, как найти старого Платона?
– А вам чего? – насупился мальчишка. – Не знаю я. – Он хотел убежать, но студент крепко ухватил его за рукав и сделал вид, что собирается извлечь из-за пазухи нож. Парнишка остолбенел на секунду, но тотчас выпалил: – На последний этаж поднимитесь, а там зеленая дверь с рваной обивкой. – Выдернув руку, он стремглав умчался во тьму.
Через несколько минут Максим уже стучал в указанную ему дверь. Звук, глухой и какой-то безжизненный, исчезал в глубине Платоновой квартиры, и студенту показалось, что там вместо комнат простирается пустое пространство. Максиму было страшно, однако он стоял на темной площадке. Что заставило его подняться сюда и прислушиваться к вязкой тишине чужой квартиры, он бы не сразу и сказал, если бы тут нашелся желающий задать ему такой вопрос. Просто он чувствовал, что этот странный старик может прояснить то, над чем в последние месяцы хаотически и без системы размышлял Максим.
Сухо щелкнул замок, и в проеме возникла коренастая фигура Платона. Высоко над головой он держал свечу, с прищуром всматриваясь в позднего гостя.
– Да? Вы по какому-то делу, сударь? – сухо кашлянул старик. Студент молчал, не зная, как и что сказать.
– Вы здоровы? – наконец проговорил он.
Платон провел огоньком свечи перед самым лицом студента и кивнул, словно глядя на кого-то невидимого позади посетителя. Максим едва удержался, чтобы не обернуться. Затем Платон отступил и взмахнул свободной рукой, приглашая гостя, и ветерок от широкого рукава поколебал пламя свечи. Внизу хлопнула дверь парадного, и студент поспешил войти в жилище старика – ему почему-то не хотелось, чтобы кто-то увидел его вместе с этим странным человеком. Повинуясь жесту Платона, он двинулся за ним по скрипучему полу.
Старик шел, сильно хромая и подволакивая ногу, время от времени касаясь свободной рукой стены, будто каждое мгновение ожидая собственного падения и желая смягчить или при удаче остановить его. Они вошли в небольшую уютную комнатушку, в которой горел рожок, как раз над глубоким, продавленным креслом.
– Ну, пора представиться, не находите, молодой человек? – сказал Платон и с болезненной гримасой опустился в кресло. Максим устроился на табурете рядом со столом, шапку он снял и держал в руке. – Это ведь вы давеча сидели рядом со мной в “Студиозусе”?
Старик внезапно стиснул зубы, лицо его искривилось, как будто кто-то причинял ему бессмысленную боль. Он сдернул с одной из множества полок с книгами, газетами и разными домашними предметами, банку из черного стекла и высыпал из нее прямо на ладонь горку белого порошка.
– Я Максим Рустиков… – пробормотал студент, с ужасом глядя на Платона. Тот раздраженно бросил:
– Возьми свечу и принеси мне воды. В кухне стоит ведро.
Максим бросился за водой, кое-как с перепугу отыскал требуемое и вернулся. Платон выхватил у него кружку, всыпал в рот порошок и запил все это, морщась так, словно жевал роландийский лимон.