Корабль Иштар. Семь шагов к Сатане (сборник)
Шрифт:
– Зубран! – негромко позвал Кентон.
Перс обернулся удивленно к стене, прижался к ней, набросив плащ на лицо.
– Волк! – прошептал он. – Где ты? Что с тобой?
– Я за стеной, – ответил Кентон. – Говори тихо.
– Ты ранен? В цепях? – шептал перс.
– Я в безопасности, – ответил Кентон. Но где Джиджи, Сигурд?
– Ищут тебя, – ответил перс. – Наши сердца разбились, когда…
– Слушай, – сказал Кентон, – Вблизи лестницы, у гарнизона, группа деревьев…
– Знаем, –
– Я буду в жилище Бела – сказал Кентон. – Как только начнется буря, идите туда. Если меня не будет, берите Шарейн и уходите на корабль. Я приду следом.
– Без тебя мы не уйдем, – прошептал перс.
– Я слышу голос, говорящий сквозь камень, – это ассириец. Зубран исчез из поля зрения Кентона.
Пение стало громче. Топот ног – ближе. Затем из какого–то тайного входа в храм появилась группа лучников и копьеносцев. За ними шли бритые жрецы в желтых одеждах размахивая золотыми курильницами и распевая. Солдаты образовали полукруг перед алтарем. Жрецы замолчали. Они упали на землю и прижались к ней.
Во дворе появился человек, ростом с Кентона. Он был в сияющей золотой одежде, складки одежды он держал в поднятой левой руке, полностью скрывая лицо.
– Жрец Бела! – прошептала склонившаяся женщина.
Среди храмовых девушек началось движение. Нарада привстала, ее глазах было страстное ожидание горькое и горячее желание. Жрец Бела прошел мимо, не замечая ее. Ее стройные пальцы рванули серебряные пряди покрывала, оно вздымалось вместе с ее грудью; рыдания сотрясали ее.
Жрец Бела подошел к золотому алтарю. Он опустил руку, державшую складки одежды. И пальцы Кентона чуть не рванули рычаг.
Он смотрел, как в зеркало, на свое собственное лицо!
21. ТАНЕЦ НАРАДЫ
Затаив дыхание, смотрел Кентон на своего странного двойника. Та же выдающаяся челюсть, то же твердое смуглое лицо, те же ясные голубые глаза.
Он пытался понять замысел черного жреца. Это – будущий любовник Шарейн? Что–то промелькнуло в мозгу, но слишком неясно.
Через каменную стену он услышал проклятие перса. Потом:
– Волк, ты здесь? Ты на самом деле здесь, Волк?
– Да, – прошептал он в ответ. – Я здесь, Зубран. Это не я. Какое–то колдовство.
Он снова посмотрел на жреца Бела, начал замечать некоторые различия в лицах. Губы не так тверды, углы рта опущены, какой–то след нерешительности в подбородке. И глаза напряжены, в них полубезумное, полудикое стремление. Молча, напряженно жрец Бела смотрел над головой Нарады, не замечая ее стройного тела, такого же напряженного, как у него, смотрел на тайный выход, через который только что появился
Заостренное алое пламя на алтаре дрогнуло, качнулось.
– Боги да хранят нас! – услышал он возглас женщины со смелыми глазами.
– Тише! В чем дело? – спросил ассириец.
Женщина прошептала: «Ты видел Керубы посмотрели на жреца. Они шевельнулись!»
Женщина с ребенком сказала: «Я тоже видела. Мне страшно!»
Ассириец: «Просто свет на алтаре. Огонь заколебался».
Теперь негромко фригиец: «А может, и керубы. Они ведь посланцы Бела. Вы ведь сами говорили, что жрец любит женщину Бела».
– Тишина! – послышался голос офицера из–за двойного кольца солдат. Жрецы затянули негромкое пение. В глазах жреца сверкнул огонь, тело его напряглось, будто натянутое невидимой нитью. Через пустое обширное пространство шла женщина – одна. Она с ног до головы была закутана в пурпур. Голова закрыта золотой вуалью.
Кентон узнал ее!
Сердце его готово было выпрыгнуть ей навстречу, кровь быстрее потекла в жилах. Он задрожал от такого желания, что сердце его могло вырваться из тела.
– Шарейн! – крикнул он, забыв обо всем. – Шарейн!
Она обогнула ряды солдат, вставших на колени при ее приближении. Подошла к алтарю и молча, неподвижно остановилась около жреца Бела.
Послышались громкие раскаты металлического грома. Когда они стихли, жрец повернулся к алтарю, высоко поднял пуки. Остальные жрецы запели монотонно на одной ноте. Семь раз вздымались руки жреца, семь раз кланялся он огню алтаря. Потом выпрямился. Лучники и копьеносцы с шумом, звоном копий опустились на колени.
Под ту же однообразную ноту жрец Бела начал свое обращение к богу:
О милостивейший среди богов!
О быкорогий среди богов!
Бел Мардук, царь неба и земли!
Небо и земля принадлежат тебе!
Ты вдыхаешь во все жизнь.
Твой дом ждет тебя!
Мы молимся и ждем.
Кентон услышал голос, дрожащий, золотой: «Я молюсь и жду!»
Голос Шарейн! Голос Шарейн, натянувший в нем каждый нерв, словно мириады пальцев – струны арфы.
Снова жрец Бела:
О родитель! О саморожденный!
О прекраснейший, дающий жизнь ребенку!
О милостивый, возвращающий жизнь мертвым!
Король Эзиды! Повелитель Эмактилы!
Твой дом – место отдыха царя небес!
Твой дом – место отдыха повелителя слов!
Мы молимся и ждем тебя!
И снова Шарейн дрожащим голосом: «Я молюсь и жду тебя!»
Жрец пел:
Владыка молчаливого оружия!
Взгляни милостиво на твой дом, о повелитель отдыха!
Пусть в мире пребудет Эзида в твоем доме!
Пусть отдохнет Эмактила в твоем доме!