Корабль Иштар. Семь шагов к Сатане (сборник)
Шрифт:
Она вскочила на ноги – вскочила и бросилась на него, глаза ее сверкали, рыже–золотые волосы развевались.
– Лжец! – закричала она. – Лжец! Теперь я знаю – ты посланец Нергала.
В ее руке сверкнул кинжал; он успел перехватить ее руку, боролся с ней, отбросил ее на диван.
Она ослабла, почти потеряла сознание в его руках.
– Урук превратился в пыль! – всхлипывала она. – Храм Иштар – пыль! Вавилон – пустыня! И Саргон Аккадский умер шесть тысяч лет назад, ты говоришь – шесть тысяч лет! – Она задрожала, вырвалась из его объятий. – Но если это так,
Ее охватил страх, глаза ее потускнели, она ухватилась за подушки. Он склонился к ней, она обняла его белыми руками.
– Я жива? – воскликнула она. – Я – человек? Я – женщина?
Ее мягкие губы умоляюще прижались к его губам, аромат ее волос охватил его. Она держала его, прижалась своим стройным телом в крайнем отчаянии. И он почувствовал, как сильнее бьется его сердце. И между поцелуями она шептала: «Разве я не женщина? Я не живая? Скажи мне, разве я не жива?»
Желание охватило его, он отвечал ей поцелуем на поцелуй и в то же время понимал, что не мгновенная любовь и не страсть бросили ее в его объятия.
За ее ласками стоял ужас. Она боялась – страшилась пропасти глубиной в шесть тысяч лет между ее жизнью и его. Цепляясь за него, она хотела увериться в себе. Она ухватилась за последнее оружие женщины – первичное назначение женщины – уверенность в своей женственности, в том, что ее желают.
Нет, поцелуи, обжигавшие его губы, должны были убедить не его – ее самое.
Но ему было все равно. Она была в его объятиях. Он отвечал поцелуем на поцелуй.
Она оттолкнула его, вскочила на ноги.
– Значит, я женщина? – торжествующе спросила она. – Женщина – и живая?
– Женщина! – хрипло ответил он, все его тело дрожало. – Живая! Господи, да!
Она закрыла глаза; глубоко вздохнула.
– Это правда, – воскликнула она, – и это единственная правда из всего сказанного тобою. Нет, теперь молчи, – остановила она его. – Если я женщина и жива, отсюда следует, что все сказанное тобою – ложь. Я не могу быть живой, если с того момента, как я вступила на этот корабль, прошло шесть тысяч лет и Вавилон превратился в пыль. Ты лживая собака! – закричала она и украшенной кольцами рукой ударила Кентона по губам.
Кольца глубоко врезались. Кентон упал, ошеломленный и болью, и неожиданным изменением положения, а она раскрыла внутреннюю дверь.
– Луарда! Атнал! Все!! – гневно призывала она. – Быстро! Свяжите эту собаку! Свяжите его, но не убивайте!
Из каюты вырвались семь девушек–воинов, в коротких юбках, обнаженных по пояс, в руках они держали легкие копья. Они набросились на него. И в то же время Шарейн вырвала у него из руки меч Набу.
И вот юные ароматные тела окружили его кольцом женской плоти6 мягкой, но неразрывной, как сталь. На голову ему набросили синий плащ, обернули вокруг шеи. Кентон очнулся от оцепенения – очнулся с гневным ревом. Высвободился, сорвал плащ, прыгнул к Шарейн. Но гибкие тела двигались быстрее, девушки заслонили Шарейн от него. Они кололи его копьями, как матадор колет нападающего быка. Назад и назад теснили они его, рвали одежду, там и тут показалась кровь.
И сквозь эту пытку он слышал ее хохот.
– Лжец! – насмехалась она. – Лжец, трус и глупец! Орудие Нергала, посланное сюда с лживой весть, чтобы поколебать мое мужество! Назад к Нергалу вернешься ты с другой вестью!
Девушки, опустив копья, как одна, бросились вперед. Они вцепились в него, обхватили руками и ногами, увлекли вниз. Выкрикивая проклятия, молотя кулаками, пинаясь – больше не думая, что перед ним женщины, – Кентон боролся с ними. Ногой он зацепился за перемычку двери розовой каюты. И упал, таща за собой этих диких кошек. Продолжая драться, они выкатились за дверь.
Сзади послышался крик, предупреждение Шарейн – какой–то резкий приказ державшие его руки и ноги разжались, девушки отступили.
Всхлипывая от гнева, Кентон вскочил на ноги. И увидел, что находится совсем рядом с чертой, разделяющей белую и черную палубы. Он подумал, что именно поэтому Шарейн отозвала своих фурий: они подкатились слишком близко к загадочной преграде.
Снова он услышал ее смех. Она стояла на галерее с маленькими цветущими деревьями, голуби вились над нею. В руках ее был меч Набу; она насмешливо подняла его.
– Эй, лживый посланец! – насмехалась Шарейн. – Эй, собака, побитая женщинами! Иди, возьми свой меч!
– Иду, черт тебя побери! – крикнул он и прыгнул вперед.
Корабль покачнулся. Потеряв равновесие, Кентон откинулся назад и перекатился через линию, разделяющую белую и черную палубы. Перекатился – невредимый!
Что–то в глубине его сознания отметило этот факт, отметило его чрезвычайную важность. Как бы велика ни была власть барьера, на Кентона она не распространялась. Он приготовился прыгнуть назад на белую палубу.
– Остановите его! – послышался голос Кланета.
И посредине прыжка его за плечо схватили длинные мускулистые пальцы, повернули. Он смотрел в лицо барабанщика. Когти барабанщика подняли его и, как щенка, швырнули назад.
Тяжело дыша, как рассерженный щенок, Кентон с трудом удержался на ногах. Вокруг него смыкалось кольцо людей в черной одежде, с смертельно–бледными, невыразительными лицами, с сжатыми кулаками. За этим кольцом стоял воин с красной бородой и бледными агатовыми глазами; а рядом с ним Черный жрец.
Но Кентон не обратил на них внимания. Он ринулся вперед. Черные одеяния сомкнулись над ним, охватили его, прижали к палубе.
Корабль снова качнулся, на этот раз сильнее. Кентон, сбитый с ног, скользнул в сторону. И его накрыло волной. Руки, державшие его, разжались. Другая волна подняла его и погрузила в воду. Он погрузился глубоко; отчаянно устремился к поверхности; вытер с глаз воду и поискал корабль.
Ревел ветер. Подгоняемый ветром, корабль быстро удалялся – он был уже в ста ярдах. Кентон закричал, поплыл к нему. Парус спустили, весла ожили, стремясь удержать корабль против ветра. Но корабль продолжал удаляться все быстрее и быстрее.