Корабль-призрак
Шрифт:
— Чего вы добиваетесь этим, молодой человек? Почему жильцы этого дома должны заживо сгореть в огне? — спокойно спросила она.
Несколько секунд Филипп пристально смотрел на нее, не в состоянии отвечать. Затем у него мелькнула мысль, что он может загубить такое прелестное создание. Позабыв о реликвии и мести, Филипп схватил жердь и мигом разбросал дрова и сено, которые тут же погасли. Горела только дверь, которую он принялся забрасывать большими комьями земли. Вскоре ему удалось сбить пламя. Пока Филипп занимался этим, девушка молча смотрела на него.
— Теперь все в порядке, синичка! — обратился к ней Филипп. — Да простит меня Бог за то, что я подвергал
— А какой повод дал вам к этому минхер Путс? — спросила юная красавица, сохраняя спокойствие.
— Какой повод? Да он пришел в мой дом и обокрал мою умершую мать, сняв с нее бесценную реликвию!
— Обокрал покойницу? Он не мог этого сделать! Вы, должно быть, заблуждаетесь, минхер!
— Нет, нет, синичка! Та реликвия принадлежит мне и, уж простите меня, должна вернуться ко мне. Вы же не знаете, что у меня связано с ней очень многое!
— Подождите, минхер, я мигом вернусь! — попросила девушка.
Филиппу оставалось только дивиться тому, что такая прелестная девушка проживает в доме скупого гадкого старика.
Покуда он размышлял над тем, кем же могла приходиться Путсу эта красавица, его окликнул серебряный голосок, и он снова увидел в окне девушку — в руке у нее была черная лента с привязанной к ней капсулой.
— Вот та вещь, которую вы желаете получить назад, минхер. Я очень сожалею о том, что мой отец доставил вам неприятности и вынудил прибегнуть к насилию. Возьмите ее и уходите! — произнесла она, бросая драгоценность Филиппу под ноги.
— Ваш отец, синичка? И он может быть вашим отцом? — переспросил Филипп; он так и не поднял с земли реликвию.
Девушка собиралась было удалиться, но пылкие слова молодого человека заставили ее задержаться.
— Постойте, синичка! Одно мгновение, пока я не вымолю у вас прощения за свои нелепые и дерзкие деяния! Я клянусь на этой святой реликвии, — продолжал он, поднимая и целуя капсулу, — что знай я, что в доме находится еще кто-то, то никогда не допустил бы того, что произошло. Я очень рад, что несчастья не случилось. Однако следует заняться дверью, она еще тлеет. Откройте мне, чтобы я смог загасить огонь. Об отце не беспокойтесь. Если бы даже он причинил мне в тысячу раз больше зла, я не позволю, чтобы с его головы упал хотя один волосок. Он знает, что я всегда держу свое слово. Позвольте исправить содеянное мною, и я тотчас же удалюсь.
— Нет, нет! Не верь ему! — донесся тоненький голосок доктора из внутренних покоев.
— Пожалуй, ему можно поверить, — возразила дочь. — Кроме того, его услуги просто необходимы. Что могу сделать я, слабая девушка, и что можете сделать вы, старик, в таком положении? Открой ему, отец, иначе сгорит дверь. — Затем девушка обратилась к Филиппу: — Отец откроет вам, минхер, а я хочу высказать свою благодарность за вашу любезность. Я верю вам!
— Мне еще не приходилось нарушать свои обещания, синичка! — отвечал Филипп. — Однако действуйте побыстрее, пока дверь еще можно спасти.
Минхер Путс дрожащей рукой открыл дверь и сразу же скрылся на втором этаже. Филипп оказался прав. Ему пришлось принести и вылить несколько ведер воды, прежде чем огонь был потушен до последней искорки. Ни дочь, ни отец не показывались. Филипп прикрыл за собой дверь и взглянул на окно. Девушка появилась снова. Юноша поклонился с учтивым жестом и заверил, что ей и отцу ничто больше не угрожает.
— Огромное спасибо, минхер! — молвила в ответ дочь Путса. — Насколько необдуманны были ваши действия вначале, настолько приветливы
— Заверьте отца, прекрасная синичка, что я не таю на него зла и через несколько дней верну долг.
Окно закрылось, а Филипп, охваченный совсем иными чувствами, чем те, с которыми он гнался за доктором, еще некоторое время смотрел на окно, и лишь потом отправился домой.
Глава третья
Дочь доктора Путса совершенно очаровала Филиппа. Но к новым, приятно волнующим чувствам примешивались и прежние, ранее тревожившие душу юноши.
Вернувшись домой, Филипп поднялся в спальню и лег на кровать: он стал вспоминать все то, о чем мы рассказали в предыдущей главе, а главное — лицо прелестной девушки, взор ее прекрасных глаз, нежные черты, серебристый голосок, припомнил слова, произнесенные ею. Но вскоре ее образ был вытеснен мыслями о том, что в соседней комнате лежит умершая мать, а на первом этаже хранится письмо, где скрыт ключ к тайне отца. Похороны должны были состояться на следующий день. Филипп, как бы потерявший после знакомства с дочерью доктора всякий интерес к личным делам, подумал, что стоит все же осмотреть комнату после поминок. Решив так, измотанный душевно и физически, он погрузился в глубокий сон.
Утром священник разбудил юношу; он напомнил ему, что пора отправляться на кладбище. Через час все было кончено. Люди разошлись по домам. Филипп запер дверь на засов, чтобы никто не тревожил его. Сейчас он был даже рад своему одиночеству.
Юноша прошел в комнату, где еще час назад покоилось тело матери, и неожиданно почувствовал непонятное облегчение. Он снова принялся за ларь. Вскоре его задняя стенка была разобрана и обнаружился потайной ящик. Там Филипп и нашел большой ключ, покрытый тонким налетом ржавчины, которая рассыпалась, едва пальцы Филиппа коснулись его. Ключ лежал на клочке бумаги, исписанном рукой матери. Выцветшие чернила все же позволяли прочесть следующее: «Две ночи назад в гостиной произошло нечто ужасное, заставившее меня запереть ее. Я и теперь еще не оправилась от потрясения, которое я испытала. Если мне, до самой моей смерти, не суждено узнать, что же, собственно, произошло, то этот ключ пригодится, чтобы вскрыть комнату после моей кончины. Тогда же, после случившегося, я поспешила наверх и всю ночь просидела у кроватки сына. Лишь на следующий день я собралась с духом, спустилась вниз, забрала ключ и положила его сюда. Он останется здесь до тех пор, пока я жива. Ни нужда, ни страдания не заставят меня открыть эту дверь, хотя за ней, в стенном шкафу, самом дальнем от окна, лежит столько денег, что их хватило бы надолго. Они должны достаться моему сыну. Если я сумею сохранить эту страшную тайну от него, он будет спокойно жить; ему лучше ничего не знать. Страх перед этой тайной заставляет меня пойти на этот шаг.
Ключи от шкафов, мне помнится, лежат на столе или в швейной шкатулке. Письмо же, кажется, осталось на столе. Оно скреплено печатью, сломать которую может только мой сын, если тайна станет ему известна. В противном случае письмо следует сжечь священнику, так как оно проклято. Но если мой сын узнает все то, о чем знаю я, о! он должен хорошенько подумать, прежде чем вскроет конверт, хотя для него все же было бы лучше, чтобы он не узнал ничего».
«Ничего не узнать? — подумал Филипп, не отрывая взгляда от строчек. — Но я же должен знать; и я узнаю все! Прости меня, мама, что у меня не будет времени долго оплакивать тебя. Для тех, кто твердо, как я, решил действовать, это лишь потеря времени!»