Корабль призраков: Исландские истории о привидениях

Автор неизвестен

Хотя изначально бык нужен был Торгейру, чтобы разделаться с Гвюдрун, с его помощью он мстил и другим людям, с которыми ему надо было свести счёты, так как бык всюду неотлучно следовал за Торгейром и нередко нападал на людей. Торгейр подпускал его к чужим коровам, он покрывал их, тревожил и сбивал с дороги. Люди часто слышали в темноте и тумане его рёв.

Однажды Торгейр прибыл в Хатльгильсстадир, находился там во время домашнего богослужения и во время чтения часто выходил. После богослужения вместе с Торгейром вышел хозяин, и они увидели, что к северу к горе как будто тянется полоса тумана, хотя погода была ясная. Тут Торгейр произнёс: «Вот чёрт, как он умеет растягиваться!» Считается, что это он сказал о быке, ведь тот пользовался тем, что одна его сущность была от воздуха. А немного погодя началась страшная пурга, и все подумали, что бык это предчувствовал. Такое же явление потом часто видели перед сильными бурями или какими-нибудь другими важными событиями.

На севере страны существуют рассказы, что Хусавикский Лалли и Скотта из Эйафьорда, а может, и Скотта из Хлейдраргарда примкнули к Торгейрову бычку и ездили на нём вдоль реки Фньоускау. Лалли и Скотта

сидели на волочащейся шкуре быка, а он тянул их на хвосте.

Когда быку не удавалось выполнить задание Торгейра, он возвращался к хозяину и обращался против него, мучил его и пытался погубить. И хотя Торгейр был сведущ в колдовстве, нередко ему лишь с большим трудом удавалось защищаться от быка; особенно туго ему приходилось, если быку попадала шлея под хвост и он разъярялся на него. Однажды бык так упорно хотел убить Торгейра, что тот обратился в бегство и примчался домой к жене. Жена держала на руках их младенца, а Торгейр собрался было взять ребёнка и бросить его быку, чтобы он отстал, и так спастись от беды. Но жена умоляла его не делать этого, а лучше отдать ему тёлку, которая стояла у них в хлеву. Торгейр так и поступил: отвязал тёлку и выпустил из хлева. Через некоторое время тёлку нашли возле хутора, растерзанную в клочки. После этого за быком никаких грехов вроде бы не водилось, кроме того, что он стал часто пугать коров. Родню Торгейра он тоже преследовал, и Торгейр никуда не отпускал своих дочерей, которых обеих звали Ингибьёрг, без рунической палочки за передником для защиты от быка.

Как уже говорилось, бык являлся в разных обличьях: порой в образе человека или собаки, но чаще всего в образе рогатого быка, за которым на хвосте волочилась его окровавленная содранная шкура. Но какое бы обличье он ни принимал, он был гадким, и многие его пугались. Большинство утверждает, что Торгейру до самой кончины не удавалось извести быка, потому что когда Торгейр лежал на смертном ложе и уже преставился, то на его груди видели свернувшегося в клубок серого кота, а другие говорят, чёрного щенка, и это было одно из обличий Торгейрова бычка. Некоторые считают, что этого быка сделали в начале XVIII века, а другие — что ближе к середине этого века.

Рыжий бык

(J'on 'Arnason, 1956–1961, I)

Когда пастор Томас Скуласон жил на хуторе Греньядарстад (1786–1808), он держал двух работников; одного звали Бьяртни, другого — Мартейнн. Они оба всегда ночевали в сенях у дверей, а кроме них, там никто не спал. Бьяртни прежде был женат, но с женой разошёлся; а поскольку он положил глаз на другую девушку по соседству, ему хотелось во что бы то ни стало избавиться от своей жены. Поэтому он перенял от одного ведуна с севера способ вызвать призрака и собирался наслать его на свою жену, чтобы извести её. Потом Бьяртни стал поднимать призрака из могилы, облизал с его лица слизь по всем правилам колдовского искусства, а после призрак накинулся на Бьяртни, поборол его, и Бьяртни едва спасся. На этом дело не кончилось: призрак принялся преследовать Бьяртни и когда тот спал, и когда бодрствовал, так что Бьяртни едва не лишился рассудка из-за того, какую кашу заварил; и он, и Мартейнн совсем потеряли покой по ночам: призрак всё время, колотил по стене снаружи и не давал им спать, покуда Бьяртни не выходил и не оставался на улице на большую или малую часть ночи. Но что именно происходило между ними — неизвестно, если только Бьяртни сам чего-нибудь не рассказывал, когда вновь возвращался к Мартейнну.

Так продолжалось некоторое время, и в конце концов Бьяртни едва не взбесился от этого, и вот он пошёл со своим горем к одному колдуну и попросил отвадить от него призрака. Колдун дал ему листок с какими-то знаками и велел Бьяртни ночью пойти в церковь в Греньядарстаде, одеться в облачение для богослужения и так стоять у алтаря, не двигаясь с места, что бы ни происходило вокруг и чьи бы слова он ни слышал, потому что им, мол, только того и надо, чтобы выманить его за пределы алтаря, а тогда он пропал. Напоследок колдун сказал, что придёт огромный рыжий бык и захочет просунуть язык между ним и алтарём и тут ему нужно исхитриться и налепить этот листок бумаги быку на язык, — если Бьяртни это удастся, ему больше не надо будет опасаться нападений призрака. После этого Бьяртни пошёл ночью в церковь, и всё прошло так, как сказал колдун. К Бьяртни подходили толпы людей, одна за другой, ходили кругами вокруг алтаря, но из них Бьяртни были знакомы не многие. Они по-всякому обращались к нему, просили и по-хорошему, и по-плохому выйти из алтаря и присоединиться к ним. Один из тех, кого Бьяртни, как ему показалось, узнал, был Хатльгрим Скевинг, дед доктора Скевинга; он хотел вытянуть Бьяртни к себе за алтарную ограду. Толпы исчезали одна за другой, едва им становилось ясно, что нипочём не выманить Бьяртни. Под конец пришёл рыжий бык; он просунул язык за ограду и хотел положить его между алтарём и Бьяртни, словно собираясь слизнуть его прочь. Но тут Бьяртни удалось налепить ему на язык лист, и в тот же миг бык исчез, и больше Бьяртни ничего не видел в этой церкви, и с тех пор призрак не являлся ему.

Призрак коня

(Sigurdur Nordal, 1971)

Йоханнес Тордарсон, почтальон на Исафьорде, много лет жил в долине Оулавсдаль у директора школы Торви Бьяртнарсона. В Оулавсдале в одной конюшне держали двух коней, которых запрягали в плуг (одного из них звали Лиходей, другого — Жеребчик), и коня по кличке Август, на котором Торви ездил верхом. Йоханнесу было поручено загонять лошадей в конюшню и задавать им корм. Однажды ранней осенью Йоханнеса послали на хутор Сёйрбайр (Грязи) в долине Бельгсдаль. К вечеру он вернулся, а по дороге к дому решил заодно впустить лошадей в конюшню, потому что все полевые работы в тот день уже были закончены. Он входит в конюшню и собирается кинуть пахотным коням немного сена. Но едва он вошёл, как видит: Лиходей стоит в стойле Августа. Йоханнес положил в ясли пахотных коней сено и отправился за остальными лошадьми. В дверях он оборачивается и видит: Лиходей уже вернулся в своё стойло. Два других коня паслись на полянке возле конюшни. Он загнал их внутрь, но к тому времени Лиходей исчез. Йоханнес подумал: наверное, он вышел и бродит где-нибудь поблизости. Он обыскал всё вокруг конюшни, но так и не нашёл его. Йоханнес ничего не понял и решил посмотреть, нет ли его где-нибудь возле дома, а потом поискать подальше. Во дворе он встретил самого Торви и поздоровался с ним. Торви увидел, как он озадачен, и спрашивает: «Йоуи, что стряслось? Ты такой озабоченный». Он рассказывает ему всё как есть: что Лиходей пропал, — он, мол, только что видел его в конюшне, а пока загонял других лошадей, тот куда-то делся. «А ты уверен, — спрашивает Торви, — что действительно видел его в конюшне?» — «Да, я смотрел на него, пока засыпал сена в ясли: он стоял в стойле Августа; а при выходе я оглянулся, смотрю — а он уже в своём стойле». — «Тебе, друг мой Йоуи, я верю, — сказал Торви, — только не стоит искать Лиходея. Он уже мёртв, с него содрали шкуру, а туша лежит у меня в сарае. Сегодня около полудня он напоролся на борону. Пришлось его пристрелить».

Павший конь является своему хозяину

(Bjarni Hardarson, 2001)

Рассказы о животных, являющихся людям после смерти, немногочисленны, но всё же есть.

У Стефауна Йоунссона, бонда с хутора Гата в области Хрюнаманнахрепп, на рубеже веков был хороший скакун, которого он очень любил. Однажды конь заболел: у него образовалась опухоль в голове, — и он жестоко страдал. Когда никаких надежд на выздоровление не осталось, Стефаун пристрелил коня, а потом похоронил его, не сдирая шкуры. Однажды ночью конь привиделся Стефауну во сне и сказал человеческим голосом, что у него мёрзнут ноги. Бонд, конечно же, подумал, что этот сон ничего не значит, но всё же решил на всякий случай сходить на то место, где зарыл коня. Там он увидел, что собаки прокопали в кургане глубокую нору и едва не добрались до конских ног. Стефаун забросал норы землёй и подправил курган, и больше конь ему не снился.

Собака-фюльгья

(Sigf'us Sigf'usson, 1982)

Пауль, сын поэта Гутторма Гуттормссона из Фьорда на Сейдисфьорде, жил в Лодмундарфьорде, на хуторе Ауртнастадир. Мать Пауля была родом с хутора Мелар (Дюны). Пауль отличался недюжинной силой. Он был женат на Анне, внебрачной дочери Йоуна Ауртнасона с Хоулаланда (Холмистой земли). Их детей звали: Пьетюр (который потом уехал в Америку), Йоун (он недавно умер на хуторе Двергстейнн в Сейдисфьорде), Свейнн (сейчас, в 1911 году, он живёт в Датлаланде в Хусавике, на востоке) и Торбьёрг (она потом так и осталась жить в Ауртнастадире). Все сыновья Пауля были один другого сильнее и талантливее, как и все в их семье. В то же самое время, когда Пауль жил в Ауртнастадире, на хуторе Баурдарстадир (к северу по реке, на другом берегу) жил Эгмунд Йоунссон, человек очень способный и работящий. У него было четверо сыновей, и все они отличались и силой, и умом, особенно Оулав. Сыновья Пауля и Эгмунда с детства играли вместе и хорошо друг друга знали. Сыновья Пауля были помоложе, чем у соседа, а Свейнн — самый младший. Оулав Эгмундссон держал большую чёрную собаку заграничной породы, лохматую, очень необычного вида и смышлёную; пса звали Старикан. Летом, за год до того, как произошла эта история, Старикан умер от чумки, и хозяин, и все остальные сильно горевали.

Следующей осенью однажды днём выпал густой снег. А тем же вечером Свейнн (тогда он был ещё подростком) стоял в амбаре. Он увидел, как от Баурдарстадира прямо в Ауртнастадир направляется чёрная собака, а так как расстояние между хуторами невелико, она скоро оказалась рядом со Свейнном. Тот глазам своим не поверил: по всему, этот пёс был не кто иной, как Старикан, — и Свейнн уверился в этом ещё больше, когда пёс приблизился к нему, а потом прошёл мимо, обнюхивая землю, и вышел из амбара, а на Свейнна и не взглянул. Свейнн последовал за ним и не переставал удивляться, как тот похож на Старикана. «Сходство бывает обманчиво», — думает Свейнн, подходит к нему поближе и разглядывает внимательнее. Да, тот же рост, та же косматая шерсть, карие глаза, то же телосложение. Но пока Свейнн разглядывал пса, тот поднял глаза и встретился с ним взглядом. Это так испугало пса, что он быстро-быстро закружился вокруг своей оси и пропал, рассыпавшись огнями и искрами. Свейнн вошёл в дом и сказал, что скоро придёт Оулав; и точно: на следующее утро не успел Свейнн встать с постели, а Оулав уже пожаловал к нему в гости. Значит, здесь либо обличье Старикана приняла фюльгья Оулава, либо это был призрак самого пса.

14. ДРУГИЕ СТРАННЫЕ ЯВЛЕНИЯ

Французская шаль

(Sigurdur Nordal, 1971. Gr'askinna I.

Информант — Ингунн Лофтсдоттир, жена преподобного Эйнара.)

В 1898 году в Рейкьявике скончалась старая женщина по имени Гвюдрун Арноддардоттир. Она часто гадала на картах и на кофейной гуще и необычайно много пеклась о счастье других. Она была женщина умная и неболтливая, и, поскольку жила она бедно, горожане время от времени дарили ей хорошие вещи. Среди её многочисленных знакомых была фру Тирней, жена некого Тирнея — торговца готовым платьем, который одно время держал в Рейкьявике свой магазин. Она изнывала от скуки в Рейкьявике и обещала Гвюдрун, что чем-нибудь одарит её, если им с мужем удастся вернуться в родную Англию. Фру Тирней выполнила своё обещание и прислала для Гвюдрун из Англии большую красивую шаль французского, как это тогда называлось, фасона. Хотя шаль была хорошей, Гвюдрун, видимо, рассчитывала на подарок получше, потому что не желала носить эту шаль, говоря, что она не подходит к её платью, — впрочем, в этом была доля правды. Зимой 1890/91 года Гвюдрун предложила мне купить у неё шаль. Я согласилась, и мы договорились, что я принесу ей деньги весной, когда буду уезжать из Рейкьявика, а она тогда же отдаст шаль мне.