Корабль спасителя Вселенной

Демидов Андрей Геннадиевич

Коня Галамма можно было назвать безумным конём, таким же как попытка отыскать и завладеть кораблями и топливом. Конь шёл, строптиво меняя направление, плохо слушаясь узды, но проявляя крайнюю сообразительность вообще. Он шёл с уверенностью вожака. Решма не хотел менять строптивое животное. Наоборот, он ослаблял узду, давал ему лучший овёс, подковы из лучшей стали, обмазанные лекарственным жиром ссадины, подогретая вода для питья.

Вятичи Ждых и Палек, сменившие косматые козьи безрукавки на роскошные кожаные аварские панцири с горячим тиснением растительных орнаментов, а бесформенные войлочные колпаки на волчьи седые шапки с хвостами. Славяне считали коня Кромна оборотнем, сыном бога Хорста. Они не видели ничего странного в том, что конь-оборотень несёт хозяина Решму, сына небесных божеств, и главного, самого страшного оборотня. Вятичи больше не просились домой к себе на реку Москву, не ныли об уговоре идти только до Ольмоутца. Они привычно, отсиживались на ночлегах вдали от костра хозяина и шумливых германских наёмников. Котомки вятичей были теперь тяжелее на целый слиток золота из аварского сундука, отбитого семь дней назад у Ирбис-хана. Каждый из их слитков пяти десяткам полновесным безанам византийского императора Ираклия.

– Это не простые серебряные, затёртые резаны, кусочки и опилки, - ворчал мечтательно Палек, - складываешь, складываешь, Яринку выкупишь, коня, корову купишь, хорошую узду, пару топоров, лён, волхву за обряды дашь, и всё, больше нет. А теперь можно не жить в одном доме с десятью семьями родственников, дом с печью сделать свой, свою землю с грамотой охранной от князя Стовова получить, шёлк, свои рабы, иноземное вино и персидские пряности, сколько угодно соли.

– При этом хозяин сказал, что скоро получим ещё, - говорил привычно уже на это Дежек, - золота у хозяина много, оттягивает торбы на спинах трёх коней.

Бавары - две сотни откормленных всадников, ехали то злые и угрюмые, то были шумливы и болтливы. Они тоже считали коня Решмы оборотнем. Злой эльф давно-давно околдовала двух сыновей герцога Баварии Гарибальда I. Они ушли ночью из родного замка и исчезли без следа сто лет назад в чреве Летящей Горы. Один из них и стал конем рыжим конём Решмы.

При этом, до того, как Решма купил у еврея коня, на нём возили овёс, дрова и воду. Историю о сыновьях герцога неожиданно вспомнил Хайнрих - широкоплечий шваб с волосами соломенного цвета, заплетёнными в три косы. После того, как рыжий конь, управляемый Решмой, перепрыгнул приток Моравы по обгоревшим столбам от сгоревшего моста, а затем, как птица, летал по окрестным холмам, унося хозяина от злобных сербов, его сказочное происхождение было доказано.

Перед этим, семь дней назад, ягд Рудрем с вятичами сидел в кустарнике у околицы сельца Требова, ожидая выхода обоза франкского обоза с золотом, принадлежащего теперь франкскому вождю Арбогасту, на дорогу, ведущую на запад. Ягд Крирт и задыхающийся от камышовой пыльцы ягд Эйдлахом охраняли лагерь и сундук с золотом. Бавары во главе со своим предводителем Бродульфом стояли лагерем недалеко, ожидая одобрения своего герцога, могут ли они сопровождать торговца в качестве охраны и сражаться с франками и сербами, если те на него нападут. Предстояла погоня за другим торговцем, якобы укравшему у него товар. Следовало выяснить, какую оплату было справедливо за это запросить и какую долю от неё отдать герцогу.

У Требова не было слышно гула тысяч копыт франконской конницы, звуков труб, не блистали сталью колонны наступающих аварских туменов, не застилали всё вокруг поднятая пыль и удушливый дым сжигаемых селений, мертвецов, горящих на погребальных кострах. Здесь было тихо и пустынно. За прошедшую ночь и и утро ни разу не каркали вороны, не трещали сороки. Они летали восточнее, над рекой Моравой. Ни разу не попалась на глаза волчья стая, не тявкала лисица, не рычал медведь. Они все ушли на пиршество к Ольмоутцу, где мёртвые лежали повсюду на полях и плыли в реках и ручьях. Запустение царило повсюду. Закрома окрестных селений опустошили сначала франки, прошедшие к Мораве весной, затем банды сербов и моравов, затем франки-аквитанцы Арбогаста и разведчики короля Самосвята. С хлебных полей местные моравы, ромеи и сербы выкопали недавно посеянное зерно, убили всех оленей и диких свиней, ограбили деревеньки беженцев и, спалив свои дома, ушли в холмы, леса, на островки, в речные болотистые излучины. Натыкаясь на сгоревших становища беженцев между Моравой и Требовом, следуя по тропам и бездорожью, нельзя было увидеть ни одного молодого мужчины или женщины. Только старики, старухи и дети. Они старались не попадаться на глаза вооружённым людям и ютились в чащах, пещерах и землянках. Здесь они варили коренья, требуху, траву, собирали личинки, чтобы не умереть с голоду, или самим не стать добычей людоедов. В их глазах не было страха смерти, они переступили этот порог, и их жизнь была ужасней небытия. В глазах их, похожих на глаза собак, была только скорбь. У них не было теперь ничего, что можно было бы отнять. Они не годились ни в рабы, ни в воины, ни для плотских утех.

Зато теперь вся округа кишела мелкой птицей, водили в небе хоровод стрижи и воробьи, пичуги и зяблики.

Именно среди этого обилия птиц несколько дней назад и выехали из ельника навстречу Решме два десятка сербов-разбойников, раздосадованных отсутствием добычи в запустелом краю. Они вышли на вересковый берег, издалека заприметив золотые кольца на его пальцах и золотую цепь, сверкающие на солнце. Решма выехал до этого несколько вперёд от своего отряда, и сербы отрезали его от своих и погнали вдоль берега, насвистывая и бряцая оружием. Тогда рыжий конь, помчался с неописуемой скоростью, за десяток прыжков увеличив расстояние от преследователей вдвое и, оказавшись у обгоревшего остова моста, прыгнул. Наверное, он нашёл опору среди осевших обгорелых столбов опор и перекладин, но сербам показалось, что он перелетел двадцать шагов через реку на крыльях. Часть преследователей стала спускаться к бурлящей воде, отыскивая брод, часть принялась стрелять из луков. Но это было всё равно, как кидать камнями в ястреба, летящего в атаку. Рыжий конь с невозмутимым всадником взлетел на противоположный холм и скрылся из виду. Через мгновение он появился на вершине другого холма, намного левее, распугал куропаток и величественно застыл. Ягд Рудрем сожалел, что с ними теперь нет ягда Тантарры с его арабами и приготовился к неравной схватке. Когда ягд Эйдлах на всякий случай приготовил штралер, чтобы перебить сербов аннигиляционными зарядами, разбойники, коротко посовещавшись, решили удалиться. В этот момент со стороны Дольсе показались бавары во главе со свирепым Бродульфом. К шапке этого великана-германца была приторочена лицевая часть черепа козла с рогами. Сербы поспешно бежали. Бродульф привёз с собой, кроме двухсот отлично вооружённых воинов, проводника-иудея, знающего всю Европу, и известие о разрешении советника князя Гарибальда II сопровождать торговца. Они везли и условие оплаты. Кроме месячной оплаты каждому воину, германцы требовали для князя сто дирхемов и пятьдесят дирхемов Бродульфу. Если дело затянется дольше, чем месяц косьбы, то договор нужно будет заключать снова. Еда за счёт наёмников, оружие и лошади за счёт наёмников. За каждого погибшего в деле воина, князь должен был получить два дирхема, всю долю погибшего. Всё вместе, это могло потребовать триста серебряных дирхемов или двадцать золотых солидов.

Бродульф сообщил, что советник герцога, находящийся сейчас при короле франков Дагобере I в Моравии, сожалеет, что не знал ранее такого знатного, отважного торговца, как Решма и, после окончания дел и войны с аварами, в месяц молодого вина, приглашает его в Зальцбург в гости. Там есть много хороших торговых дел с солью, рабами из Моравии и Паннонии, рейнскими стальными клинками и вином. Однако Бродульф предупреждал, что всем встречным франкам, как союзникам, нужно говорить, что бавары идут на Вислу, унимать венедов, совершающих набеги на Баварию с востока. Иначе король Дагобер, может разозлиться, что герцог занимается торговлей, пока он ведёт смертельную войну с аварами и Самосвятом. Он может лишить Гарибальда герцогства и назначит другого правителя.

Тогда Решма, хлопая ладонью по конской холке, согласился. Деньги у него были в избытке, лгать всем и постоянно менять легенды, было его способом маскировки собственных планов по овладению лоцией. Клятвенно пообещав выполнить условия герцога, он объявил, что в случае успешного исхода дела, каждый германец получит помимо уговора, ещё по два дирхема. Наёмники возликовали, возбуждённые и увиденным чудом с летающим конём, и хорошей оплатой, и вестью о том, что обоз, за которым шла охота, сейчас находится всего в половине дневного перехода, в селе Требове.

Выдав наёмникам задаток, Решма обсудил с ягдами Эйдлахом, Криртом и Рудремом, план действий на ближайшие дни. У франка-аквитанца Арбогаста было при обозе с золотом триста человек. В том числе сто пятьдесят тяжёлых аквитанских всадников и десять катафрактариев в византийских доспехов, похожих по мощи на осадные башни на конях, покрытых бронёй. Остальные его люди были возницами, рабами и наложницами. Ещё у него было тридцать лучников-сербов.

Близкий советник короля Дагоберта, мажордом Арбогаст мог легко использовать имя короля, подчиняя себе все встреченные им франк кие и германские отряды, для оказания сопротивления любому врагу. То, что после захвата золота и убийства Ирбис-хана обоз Арбогаста не пошёл к Дагоберу к Ольмоутцу, не послал к нему с таким радостным известием гонцов, а наоборот, быстро развернулся, и двинулся домой, в бывшую римскую провинцию Аквитанию, говорило о том, что он действует сам. К тому же он шёл с отборным отрядом воинов по ночам. Было очень похоже, что Арбогаст действует сам.

Судя по всему, он, будучи родственником короля, мог рассчитывать на королевскую корону, если бы заручился поддержкой баронов на местах, а также большое наёмное войско. Два десятка повозок, заваленных золотом, заставили австразийского майордома действовать самостоятельно, оставив своё войско и фактически предать короля. Быки, тянущие возы Арбогаста, шли в два раза медленнее, чем всадники на конях идущих рысью. Тяжёлые повозки приходилось всё время останавливать, чтобы смазывать жиром и дёгтем оси колёс и чинить сами колёса. Трение быстро изнашивало ддеревянные детали. Теперь, когда у Решмы было наёмное войско, можно было атаковать Арбогаста в пути или во время ночлега. Но отсутствие в его распоряжении стрерхов, после гибели Жжёного и ухода ягда Тантарры, а также табу на применение штралеров, делали вероятный успех дела не абсолютным. Вероятная предполагаемая стойкость франков, защищающих своего майордома и сокровища, и гораздо меньшая стойкость германцев, защищающих только свои дирхемы, ставили успех грубой атаки под сомнение. Кроме того, неожиданная атака отряда франков со стороны союзных им баварцев, могла навести Арбогаста на мысль, что о его золоте знает ещё кто-то. Союзники, до смерти боящиеся франкского короля, могли атаковать его майордома только из-за желания отнять большой куш. Арбогаст после этого мог сбросить золото вместе с навигатором в реку, до лучших времён, спрятать в земле, в пещере, разделив на части, прибавив его тайну к легендам о золоте Рейна. Потом он мог уйти налегке, на соединение с Дагобером, придумав для короля простую оправдательную историю про преследование мародёров или шальных аварских отрядов. Вернуться к кладу он мог позже, когда всё уляжется, закончится война. Он мог вообще зарыть сокровище по частям, разделить повозки и отправить их разными дорогами в разные концы Европы.