Кораблекрушение у острова Надежды
Шрифт:
— Каждое утро по три часа бьют на правеже несчастных, пока не заплатят деньги, — вздохнув, сказал Фомка. — А пройдет год, не заплатит — жену его да детишек продадут. Жестокое дело, однако, в торговле иначе нельзя.
Приятели кинули по деньге в деревянную чашку, стоявшую возле худого старика, кричавшего особенно громко и чувствительно, и зашагали к гостиному двору.
Вернувшись с набережной, Демичев и Ступин не могли пробиться в гостиный двор. Толпа любопытных осаждала закрытые на засовы ворота. Так бы и
Богдан Лучков, вернувшийся раньше, рассказал, что произошло.
Рябая девка Аксинья, убиравшая по утрам горницы постояльцев, увидела поморского купца Ивашку Юдина повесившимся на сыромятном ремне. Девка Аксинья подняла крик, прибежали разные люди. Дворник послал в приказную избу за подьячим.
— И раскрылись дела чудесные, — рассказывал Богдан. — Вышло, что купца Ивашку Юдина кто-то ударил обухом по затылку, а потом повесил. И у дворника Семиглазова приказные нашли меховой товар убитого купца и колдовские заговоры, переписанные на бумаге.
В заговорных словах будто призывалась нечистая сила и сам диавол. Когда Семиглазова обвинили в колдовстве, он признал, что наговоры ему надобны, чтобы приворожить пригожую жонку Федорку. И купца Ивашку Юдина убил тоже он и товар украл для продажи, а с вырученными деньгами дворник намеревался бежать вместе с Федоркой за Каменный пояс, в дальние Сибирские земли, и там открыть харчевню.
Приказные и жонку Федорку посадили в тюрьму и подвергли допросу.
Приятели долго не могли уснуть, вспоминая страшные подробности. Молились на икону пресвятые богородицы, что чернела в углу, усердно клали поклоны.
— Лишь бы с нами в дороге никакого лиха не случилось, — сказал Богдан Лучков, укрываясь овчинным одеялом. — Народ все хуже становится, никому веры нет.
Лучков еще долго думал, ворочаясь с боку на бок. Да можно ли верить мужикам, что спят рядом с ним на одних полатях? И выходило, что верить нельзя… И хорошее ли дело английские купцы затеяли?
Видать, хорошего мало, коли по-тайному все идет. Он вспомнил свой разговор с Джеромом Горсеем, его посулы. Сто рублей обещал купец Лучкову, если все хорошо обернется.
«А вдруг приказные узнают — и меня на правеж, кости из суставов вывернут, тело батогами изорвут…» Лучкову стало страшно. Купцам аглицким горя мало, их не тронут, деньгами откупятся… Понемногу надвинулся сон. Он стал подремывать, всхрапывая и просыпаясь. И ему приснилось страшное лицо Ивашки Юдина с высунутым набухшим языком.
Солнце еще не встало, а Богдан Лучков вместе с товарищами пришли на лодью с петушиной головой. Строгановский кормщик, узнав о воровстве на гостиничном дворе, долго охал и ахал. Потом стал рассказывать про свои дела.
— Кто там горланит? — Кормщик замолк и стал
Судовщики, хлебнувшие вчера хмельного, собрались на пристани подле лодьи.
— Давай еще по гривне в задаток, иначе мужики на твоей лодье не пойдут, — увидев кормщика, сказал артельный, небольшой человечек в лаптях и сермяжном латаном армяке.
— Бражка вам в голову ударила? — сердито засопел кормщик. — Нет у меня таких денег. Вас-то, гляди, под сотню наберется. Вот в Устюге будем…
— Айда, ребята, — махнул артельный, — пойдем к другому хозяину. Получим задаток, со Строгановыми разочтемся. Работы здеся навалом.
— Экая забота припала! — запричитал кормщик. — Нешто прежнее пропили? Зачем вам деньги, братцы? Ведь по пять алтын хозяин выдал. Харчи я припас, кормиться с одного котла будем.
— Знаем твои харчи, — сказал кто-то, — хлеб да соль, да чеснок в придачу. Воды в реке сколь хошь.
Видя, что судовщики не шутят, кормщик решил пойти на уступки. Набирать иную артель времени не было.
— Ладно, братцы, скажу Мефодию Саввичу, приказчику, авось смилуется… Вы здесь обождите.
И он быстрым шагом подошел к воротам строгановского двора, крикнул дворника. Калитка приоткрылась, и кормщик юркнул во двор.
Судовщики стояли молча. Все они были в рваных, грязных одеждах, босые — только у немногих на ногах были лапти или сапоги. Артель состояла из крепких мужиков среднего возраста, но были и седые старики и безбородые парни.
Ждали недолго. Кормщик появился с полотняным мешочком серебряных денег и, пересчитав судовщиков, отсыпал что пришлось в ладонь артельщика.
— Вот, братцы, — сказал кормщик, — для вас я сделал. Таперича и вы будьте послушны, не пьянствуйте, не крадите товара и убытка никакого не учините. И боже сохрани, если кто убегет, тогда все за него в ответе.
— За нами не постоит! — откликнулся артельный и весело посмотрел на мужиков.
Когда началась служба в церквах, все судовщики собрались на лодью. Два гребных карбаса развернули судно носом по течению, и оно медленно двинулось вперед. Кормщик приказал поставить паруса на две мачты и встал на руль.
На берегу, прощаясь, замахали шапками.
В тот же день вечером вошли в реку Сухону, протекавшую по дремучим вологодским лесам и топким болотам. В иных местах, когда стихал ветер, судовщики надевали лямки и помогали парусам, волоча лодью бечевой.
Богдан Лучков и товарищи томились от безделья, много спали, не обращая внимания на комаров. Днем точили сабли и ножи, чистили и смазывали маслом пищали, играли в зернь и еще в другие игры. С нетерпением ждали древнего города Великий Устюг, стоявшего при впадении в Сухону реки Юга.