Кораблекрушение у острова Надежды
Шрифт:
Как всегда, по стенам горницы стояли бояре и дворяне в праздничных одеждах.
Джером Горсей низко поклонился и поцеловал царскую пухлую руку с выпуклыми твердыми ногтями.
Федор Иванович молча с любопытством оглядывал купца. Вряд ли он помнил того, кто подарил ему клавикорды, так забавлявшие его. Дьяк Щелкалов подошел к англичанину, поклонился и подал ему царское письмо. Глаза их встретились, и Горсей увидел ненависть и презрение.
Царь Федор стал смотреть на драгоценные каменья, украшавшие одежду. Потом перевел взгляд на Георгия Победоносца, пронзавшего копьем дракона, нарисованного во весь рост
Царь Федор взглянул на него.
— Сколь годов королеве? — невнятно пробормотал он.
— Великий государь и царь Федор Иванович хочет знать, сколько лет ее величеству английской королеве, — сказал Годунов.
— Пятьдесят пять лет, ваше величество, — поклонился в пояс Джером Горсей.
— Она мне не сестра, она тетка, — пробурчал Федор Иванович. — Стара, стара.
Борис Годунов не стал повторять царские слова.
Джером Горсей продолжал свою речь.
Царь Федор Иванович снова стал рассматривать Георгия Победоносца. Заметив блеснувший в солнечном луче большой алмаз на кафтане правителя, он потянулся к нему и потрогал пальцем.
— Пусть королева пошлет мне льва, как отцу моему посылывала, — пробормотал царь.
— Великий государь и царь Федор Иванович велит своей любимой сестре английской королеве Елизавете прислать ему зверя, зовомого львом, — перетолмачил Борис Годунов.
— Я передам просьбу его величества, — поклонился Джером Горсей.
Борис Годунов что-то шепнул государю. Царь Федор встал, снял шапку, невнятно произнес несколько слов и снова сел. Горсей ничего не понял.
— Великий государь Федор Иванович, — громко сказал Борис Годунов, — кланяется своей любимой сестре королеве английской Елизавете и желает ей долгодейственного жития и благопоспешания.
Джером Горсей поклонился и еще раз поцеловал руку царю. И вдруг Федор Иванович стал всхлипывать и креститься. Зашептались придворные. К англичанину подошел дьяк Андрей Щелкалов и попросил его к выходу.
На этот раз Джером Горсей с почетом выехал из Москвы.
Всю дорогу его поили и кормили бесплатно, как царского посланника. В Вологде воевода князь Долгорукий вышел к воротам города, встретил Джерома Горсея и поздравил с царской милостью. Из Вологды Горсей ехал на двух барках до самого Архангельска. На одной он ехал сам, на другой везли подарки для королевы Елизаветы. Впереди на маленькой лодке плыл сопровождающий Горсея придворный и готовил ему пищу, питье и постель в местах остановок.
У ворот Архангельской крепости царского посланника встретил воевода князь Василий Андреевич Звенигородский. Триста стрельцов выстрелили из пищалей. Воевода проводил Джерома Горсея до Никольского устья.
На Розовом острове благоухал цветущий шиповник. Все английские купцы, проживающие на острове, выполняя царское веление, вышли встречать Джерома Горсея. Многие встречали его, сжав зубы, без всякого удовольствия. Монахи Никольского монастыря принесли в дар царскому посланнику свежей семги, ржаного хлеба и деревянную разрисованную посуду.
На третий день пребывания Джерома Горсея на Розовом острове слуги архангельского воеводы привезли на карбасах съестные припасы в дорогу: двадцать живых быков, семьдесят баранов,
Несмотря на пышные проводы посланника Джерома Горсея, которые должны были польстить тщеславию королевы, письмо от царя Федора было не слишком уважительное.
Федор Иванович согласился выплатить обществу купцов, торговавших в России, немалые деньги, о которых они просили. Разрешил брать с них половинную пошлину. Однако в праве исключительной торговли на Севере, которого добивались английские купцы, царь отказал.
Яростное сопротивление Джерому Горсею, ратовавшему перед правителем Борисом Годуновым за предоставление Англии исключительного права торговли, оказал дьяк Андрей Щелкалов.
«Довольно будет и той нашей милости, — писал царь Федор Елизавете английской, — для тех гостей, о которых будешь посылать нам свои грамоты, чтобы нам велеть брать с них половинную пошлину… И по милости божьей мы можем как угодно распоряжаться нашими товарами, и наше государство обойдется и без товаров твоих гостей. Наши государства велики, и купцы из многих государств привезут свои товары в наши царства… И как ради одних твоих гостей запрещать многим людям из многих государств приходить к нам было бы неразумно. В этом деле, любительнейшая сестра наша Елизавета королевна, те гости, что приезжают в наши царства, неправо тебя извещают своих ради прибытков».
Глава четырнадцатая
КАКИМ ОБРАЗОМ ГОСУДАРЬ ДОЛЖЕН ИСПОЛНЯТЬ СВОЕ СЛОВО
Только что встало солнце, и первые лучи его ударили в разноцветные стекла спальни Марьи Годуновой. Дни стояли солнечные, однако морозы еще держались. Наступил апрель.
Борис Годунов, в белой полотняной рубахе и портах, босой, сидел задумавшись на мягкой лавке. Проснулся он еще затемно и все сидел так, устремив невидящий взор на стену. Уж десять дней правитель плохо спал, плохо ел и держался рукой за левый бок.
Солнечные лучи осветили его лицо, яркую вышивку на вороте рубахи. Годунов зажмурился, закрыл глаза ладонью.
— Борюшка, — услышал он сонный голос жены, — ты опять не спишь?
Раздвинув занавески и нащупав теплой ногой сафьяновую скамеечку, Марья Григорьевна спустилась с кровати, подошла к Годунову.
Правитель молчал, нахмурив брови.
— Бочок болит, драгоценный мой? Я сейчас за лекарем пошлю, — всполошилась жена.
— Не надоть, — властно произнес Годунов и добавил: — Душа у меня болит.
— Расскажи мне, Борюшка, о чем мыслишь. Поведай мне. Авось полегчает, горе пополам разделим. Хочешь, почешу головку твою?
— Ладно, почеши.
Мягко ступая босыми ногами по цветастому ковру, правитель подошел к кровати, постоял, подождал, пока жена уселась, и лег, положив свою большую голову ей на колени.
Марья Григорьевна сноровисто принялась за дело, орудуя костяным гребнем.
Вычесывать голову — это занятие любили все на русской земле, от младенца до старика, от простого мужика или бабы до царских величеств. Борис Годунов не был исключением. Испытывая наслаждение, он закрыл глаза и полностью отдался на волю ловких ручек своей жены.