Корабли Мериора
Шрифт:
Потом его нос уловил и другие запахи: лекарственных трав, мази и, конечно же, запах собственного паленого мяса. Значит, лекарь успел извлечь стрелу и прижечь рану. Пескиль и без лекаря знал, что обречен. Интересно, хватит у того мужества сказать, что жить господину командиру осталось считаные часы? Или побоится и начнет молоть какую-нибудь успокоительную чепуху?
Он лежал на койке, с которой ему уже не суждено было встать. И какая разница, чем он накрыт — походным плащом или шелковым одеялом с гербом династии Илессидов?
Принц
— Даркарон вас побери, принц, — хрипло прошептал Пескиль. — Надо было действовать порасторопнее.
— Возможно, вы и правы, господин Пескиль. Но сейчас вы не в том состоянии, чтобы отдавать приказы.
В шатер, гремя конской упряжью, зашел слуга принца. Кинув ношу в руки пажа, слуга торопливо зажег походный фонарь. Лизаэр взял фонарь, прикрепил его на ближайшем столбе, после чего отпустил слугу. Чувствовалось, принц никуда не торопится. Он присел на краешек койки и сказал:
— День прошел без нападений. Отряды Харадена убрали последние завалы с дороги. Можете не волноваться: армия готова снова двинуться в путь.
Небритая щека Пескиля царапала шелк подушки. Щелочки глаз наблюдали за принцем. Из всего потока сведений, перечисленных Лизаэром, он безошибочно вычленил главное.
— Стало быть, мои дозорные не нашли никаких следов стрелка.
Лизаэр молча кивнул.
— Велите Сканту утроить число дозорных. И еще. Когда прибудут повозки с провиантом, обязательно проверьте сухари и сыр на моих ищейках. Хватит с нас жертв.
— Пескиль, вы даже на койке не хотите сбросить груз своих забот, — с надменной укоризной произнес Лизаэр. — Они подождут. Думаю, вам будет гораздо интереснее взглянуть вот на это.
Принц нагнулся и вложил в сухую горячую ладонь Пескиля какой-то предмет.
— Наконечник стрелы, которую лекарь извлек из вашей раны.
— Вижу.
Острые, как бритва, грани были испещрены зазубринами. Чувствовалось, наконечник прочно застрял в ране, и лекарь немало попотел, пока сумел его оттуда извлечь. Поверхность граней не была ровной; на ней чернели выцарапанные надписи.
— Мне не прочитать написанное. Все расплывается, — сердито бросил Пескиль. — Просил же лекаря, чтобы не глушил меня снотворным.
— Боюсь, без вашего усыпления лекарь не смог бы извлечь этот «гостинец», — осторожно возразил Лизаэр. — Ему нужно было сосредоточиться, а вы даже во сне громко стонали. Лекарю пришлось разрезать вам половину шеи. Это счастье, что у вас под кольчугой была надета шелковая рубаха, иначе кусочки металла так и остались бы внутри.
Снотворное подействовало на зрение, однако ум Пескиля оставался ясным. Он сразу понял то, чего не знал или о чем не хотел говорить ему Лизаэр. Ни прижигание, ни мазь не остановили внутреннего кровотечения, о котором свидетельствовал жар во всем теле. Это конец. Не мгновенный, но конец.
— Хотите знать, что написано на гранях? — спросил Лизаэр.
— Могу догадаться, — ответил Пескиль, торопливо возвращая ему кусочек металла.
— На первой грани выведено: «От сына графа северных земель».
— Джирет Валерьент. Так я и думал.
Пескиль закрыл глаза. Его желтоватое лицо побледнело, приобретя оттенок слоновой кости. Руки, лежащие поверх одеяла, стали похожими на куски сморщенного пергамента.
— Что там дальше?
— На следующей грани написано: «За мою мать и четверых сестер». Потом: «За всех невинных жертв, злодейски убитых на берегах Талькворина».
Лизаэр замолчал. Холодные синие глаза принца внимательно следили за раненым офицером, а руки приготовились сдержать его в приступе бешенства. Но у Пескиля уже не было сил на подобные выплески. Стиснув зубы и преодолевая боль в затылке, итарранский командир сказал:
— На последней грани должно быть написано мое имя. Вам еще не доводилось видеть клановую стрелу возмездия? Убереги вас Эт от встречи с ней, принц. Редкие счастливчики остаются в живых.
Неловкое молчание принца лишний раз подтверждало мрачные предчувствия Пескиля: рана смертельна, и бесполезно надеяться на чудо. Лизаэр это тоже знает.
— Еще один варварский обычай, — сказал принц, стремясь, чтобы его голос звучал как можно беспечнее.
В другое время Пескиль рассмеялся бы. Но кровоточащая рана не располагала к смеху.
— Ошибаетесь, ваше высочество. Кланы лишь заимствовали этот обычай. Во времена мятежей в Хэвише горожане убили короля мечом, написав на оружии его родословную.
Положение умирающего освобождало Пескиля от излишних приличий, и он язвительно прибавил:
— Вам ли этого не знать принц? Ведь ваш меч специально выкован для убийства мага-злодея!
Ответа Пескиль уже не слышал. Он опять погружался в забытье. Мысли превратились в тонкую огненную ниточку, вившуюся в ночной тьме и уходившую прямо в пустоту. На раненого навалилась чудовищная усталость. Стало холодно. Очень хотелось пить. Темнота нашептывала ему, уговаривая оборвать эту ниточку.
Но командир пока не мог погрузиться в небытие. Сегодняшний выстрел доказал: Стейвен Валерьент, его давнишний противник, сумел воспитать достойную замену. Собрав последние силы, Пескиль вынырнул из мрака. Преодолевая неослабевающую боль, он сказал:
— Лизаэр Илессидский, позовите сюда своего писца. Потянулись тягостные минуты ожидания. Главное — не упустить нить сознания. Вокруг койки двигались какие-то тени. Пескиль слышал чей-то голос; слов он не разбирал, но тон голоса был взволнованным и требовательным. Потом ему к губам поднесли кружку холодной воды, добавив туда какого-то снадобья.
Пескиль жадно глотал воду.
— Писец здесь? — вдруг спохватился он. — Пусть приготовится записывать.
— Он здесь, — ответил голос Лизаэра. Принц находился совсем рядом. — Он вас слушает. Говорите. Все будет записано слово в слово.