Кормилица по контракту
Шрифт:
Потом они, так же одновременно стиснули друг друга до сладкой боли, проглотили последний, самый страстный стон и затихли в блаженном изнеможении…
— Вот теперь ты по-настоящему взрослая, Валя-Валентина, — тихо проговорил Тенгиз, поглаживая Валю по плечу.
Лица его она в темноте не видела, но слышала по голосу, что он улыбается.
— Ты меня любишь, Тенгизик?
— Люблю. Очень сильно люблю.
— Сильнее, чем всех других? — Валя уютно устроила голову у него на груди. Черные, курчавые волосы Тенгиза приятно щекотали ей щеку.
— Кто
— Да уж сказали. — Валя шутливо толкнула его кулачком в бок. — Запомни, я не такая, как они. Не вздумай меня разлюбить! Понял?
— А то что? Зарежешь от ревности? — засмеялся Тенгиз.
— Не зарежу, — дрогнувшим голосом проговорила Валя, — а только… только… никогда не прощу. Так вот и знай — никогда! — Она даже голову подняла, села на постели.
— Какая горячая! — Тенгиз ласково привлек ее к себе, силой заставил лечь обратно. — Зачем это я вдруг тебя разлюблю? Мне с тобой хорошо. Завтра ведь у тебя выходной, верно? Ну вот, мы можем весь день быть вместе. Я институт пропущу.
— А можно? — с опаской спросила Валя, снова зарываясь лицом в густую темную поросль на его груди.
— Нельзя. — Тенгиз хитро улыбнулся. — Но если очень хочется… — Он легонько пощекотал Валю за подбородок и горделиво произнес: — Отец такие бабки за меня платит, что переживут.
Валю неприятно резанули его слова. Надо же — отец платит! Тоже папенькин сынок нашелся, еще и хвастает этим. Молчал бы, стыда ради, а он болтает, будто другим и гордиться нечем. Однако она ничего не сказала, продолжая лежать рядом с Тенгизом, тесно приникнув к нему всем телом.
Он по-своему истолковал паузу в их разговоре: затормошил Валю, снова стал целовать. Миг — и в ней также зажглась ответная страсть.
«Да будь его отец хоть китайский император, — подумала она остатками гаснущего, задурманенного сознания, — какая мне разница. Люблю его, и точка».
9
— Так я и знала. — Евгения Гавриловна уперла руки в боки и стояла перед Валей на ковре, всей своей позой выражая высшую степень неодобрения. — Так и знала. Двух месяцев не прошло, а она уже шляться начала. Где была, я спрашиваю? Почему ночевать не явилась?
— Ведь сто раз уже вам сказала, к подруге ходила, — как заведенная бубнила Валя, сидя на диване и изо всех сил стараясь не клевать носом. Глаза у нее слипались, все тело ломило, будто она пробежала лыжную дистанцию. Хотелось одного — немедленно принять горизонтальное положение и спать. Спать до завтрашнего утра, до самого ухода на работу.
Но где там спать! Тетка, едва она переступила порог, накинулась, точно цербер: где, что да с кем? И никак не отвязаться от нее, не отцепиться ни за какие коврижки. И спрятаться негде, комната-то одна — разве что в туалете.
Так Валя и поступила — улучила секундочку, дождалась, пока Евгения Гавриловна наберет воздуху побольше в легкие, чтобы продолжить свою ругань, и слиняла восвояси. Захлопнула дверь
Тетка уже ее в шлюхи записала. Может, и верно, она шлюха? Два дня Тенгиза знает, а согласилась с ним спать. Да еще и радости полные штаны с этого заимела. Интересно, что бы мама сказала, знай она всю ситуацию?
Хочется Вале усовеститься, хочется расстроиться — а не получается. На сердце — красота, ни малейшего раскаяния. Любит она Тенгиза, ну не убивать же ее за это! Всерьез любит, так, что даже представить жутко, что будет, если им придется расстаться. А тетка говорит «шлюха»! Тьфу! Да разве ж она, Валя, со всяким бы так стала? Ясно же, только с Тенгизом. С ним одним.
…В дверь забарабанили.
— Ну что ты там? Уснула? Вылезай! — крикнула Евгения Гавриловна. — Слышь, чего говорю, вылезай. Делай что хочешь, только потом не плачь. И помощи не жди. — Теткины тапочки шумно зашаркали по коридору.
— Еще чего удумала, плакать, — вполголоса зло проговорила Валя. — А помощь твоя мне и даром не нужна. Старая крыса!
Она на всякий случай, для видимости, спустила воду и вышла из туалета. Заглянула в комнату. Тетка сидела в кресле у окна и штопала чулок.
Валя молча расстелила раскладушку и улеглась, хотя было лишь восемь вечера. Весь день они с Тенгизом провели у него дома, так и не вылезая из постели. Завтра он обещал сводить ее в аквапарк, а послезавтра увезти с ночевкой на дачу к друзьям — там, дескать, и сауна и бассейн и шашлыки мировые можно заделать, не хуже, чем в баре подают.
С мечтами о послезавтрашнем дне Валя и уснула — не помешали ей ни включенный свет, ни ворчливое бормотание тетки, разговаривающей сама с собой, ни гортанные крики Петруши.
10
Так начался Валин сумасшедший роман, о котором вскоре уже знал весь магазин. Тенгиз ежедневно встречал ее у дверей универсама и вел в бар или кафе, а в выходные и вовсе увозил куда-нибудь на всю ночь. Друзей у него было великое множество, и все веселые, хлебосольные, совершенно не считающие денег. Валя быстро привыкла к большим, шумным компаниям, где большинство людей было ей абсолютно незнакомо, но где тем не менее каждый чувствовал себя раскованно и непринужденно.
Гости ели и пили, благо столы щедрых хозяев всегда ломились от закуски и спиртного, танцевали до упаду, затем, сбросив одежду, в чем мать родила отправлялись в парилку. Нажарившись до седьмого пота, ныряли в прохладный бассейн, вволю плавали там, а дальше делали, что хотели: кто послабей, давал храпака, кто покрепче, разбредались парами по роскошным хозяйским апартаментам.
Тенгиз и Валя всегда оказывались в числе последних. Они буквально угорали от взаимного желания и могли заниматься любовью сутками напролет. Где угодно: в машине, в чужой спальне, в темном дворе дачного особняка и даже в туалетной комнате ресторана.