Корни небес
Шрифт:
— Какого рода миссии?
— То одно, то другое. Дайте-ка посмотреть на этот крючок. Ага, вот. Прекрасно держится.
— Учитывая, что нам придется прижиматься друг к другу, ты тоже мог бы называть меня на «ты».
— О’кей, святой отец. Главное, чтобы вы не расценивали это как заигрывание.
Он подмигивает, как мальчишка. Его лицо, испещренное морщинами и старыми шрамами, кажется чудесным видением.
Я не могу сдержать улыбку.
— Минутку внимания, синьоры, — обращается к нам голос Дюрана. — Мы отправляемся через пять минут. Следуйте за ведущими санями и учитывайте, что мы должны добраться до Станции Аврелия до рассвета, а перед Станцией нам еще надо сделать остановку в метро, на EUR. [35] Оба пункта
35
Квартал всемирной выставки (ит. Esposizione Universale Roma, «Всемирная выставка Рима», сокращенно EUR) — обширный комплекс деловых зданий, построенный по приказу Бенито Муссолини в 1935-43 гг. на юго-западе Рима в рамках подготовки к проведению всемирной выставки (не состоялась).
Несколько голосов неслаженно и безо всякого энтузиазма подтверждают: «Ясно».
— Минутку, — говорю я. — Я никогда не слышал об этой «Станции Аврелия». Что это такое? Где это?
— Это вы узнаете еще до рассвета.
Римское метро стало (а иначе и быть не могло) первым убежищем населения после того, как радиация начала собирать свою смертельную дань. Думаю — хоть, вероятно, мы никогда этого и не узнаем, — что то же самое произошло и в других частях света. Но метро в Риме, в отличие от московского или лондонского, не очень глубоко уходит под землю. Его защита недостаточна. Оно было лишь первым этапом на долгом пути поисков спасения, который для многих тысяч людей обернулся дорогой к смерти.
Нам не известно, сколько людей живет в этих подземных тоннелях. Мы знаем лишь горстку расположенных ближе всего к Новому Ватикану станций. Они так и не признали наш авторитет. Если они нас и уважают, то только из-за нашей военной силы и нашей скверной репутации. Но, думаю, они с радостью воспользовались бы моментом нашей слабости и напали на нас.
Три станции линии А — Аньянина, Чинечитта и Субаугуста — составляют хрупкую общину, находящуюся в перманентном упадке. По крайней мере, таково впечатление, складывающееся из отчетов ватиканской intelligence [36] — возможно, единственной службы разведки, еще существующей в мире. Отношение Совета к этим поселениям гораздо прозаичнее и ограничивается их оценкой с точки зрения военной силы и возможностей присоединения. Рано или поздно Семьи решат, что игра стоит свеч, и независимости этих трех станций придет конец. Сами по себе они не интересны, но линия А ведет прямо к центру Рима и пересекает богатые магазинами и складами зоны. Если Совет решит расширять свою зону влияния, контроль над ней может оказаться стратегически важным.
36
Разведка (англ.).
Но станция, которая должна стать нашей первой остановкой, не из тех, что известны мне. Я с удивлением вижу, что Дюран указывает на карте станцию линии В.
EUR Ферми.
— Зачем же нам останавливаться там?
Он смотрит на меня. Улыбается.
— Это вы тоже узнаете до рассвета.
Стараясь производить как можно меньше шума, Бун и Диоп поднимают ржавые жалюзи. Их мотосани с уже заведенными моторами стоят в центре комнаты. Шум четырех запущенных машин в стенах гаража оглушителен. Фары выключены. Не считая падающего из комнаты прямоугольника света, здесь царит полная тьма.
Диоп и Бун спешат к своим мотосаням. Загораются четыре мощные фары. Моторы громыхают на пределе.
Первым, естественно, трогается Дюран. Мне не удается понять, кто сидит за ним. Потом, обойдя мои сани справа, отправляется Диоп. Бун, обнимающий негра одной рукой за
Толчок в бок. Я тоже двигаюсь с места, дав газу.
Мотосани рвутся из-под меня, кидаются вперед, как если бы у них была своя собственная воля. Как если бы я ехал верхом на животном. Я выезжаю за дверь и устремляюсь вперед, в темноту. Сани летят на полной скорости, кренясь на снегу. Я обретаю равновесие и выравниваю их ход.
На остальных санях — пара впереди и пара сзади — загораются фары. Я нахожу выключатели и тоже включаю свои. Тьму прорезает туннель света — движущийся туннель, как змея вокруг нас: покрытые снегом машины, стены, бесформенные обломки, которые я объезжаю с поющим сердцем. Просто невероятно снова обрести скорость — нечто, что мы утратили в день, когда мир разлетелся на куски. Это фантастическое чувство. Мне кажется, что я лечу по снегу, а мощный свет, идущий с носа саней, представляется мне клинком, пронзающим потемки. Свист ветра у шлема — чистая музыка, как и рев мотора. Весь этот шум, свет — это крик, это вызов, который мы бросаем Злу, окружающему и желающему поймать нас: длинным теням, быстрым теням, ужасным вещам, подстерегающим в каждой дыре, бывшей когда-то дверью, окном. Мы едем сквозь ночь, наплевав на все, неуклонно двигаясь вперед, поднимая облака снега, сверкающего на свету. Тьма, вонь наших убежищ, страх, как тухлый лак покрывающий ямы, в которых мы скрываемся, — все это исчезает в потоке адреналина, заставляющем сердце учащенно биться.
Я слышу чей-то крик, вопль первобытной радости. Только секунду спустя я понимаю, что этот голос — мой. Крик ковбоя, которому мгновенно вторит голос Битки за моей спиной.
Со стороны мы, наверное, кажемся адской бандой: восемь орущих мужчин, оседлавших металлических монстров.
Тьма быстро смыкается за нами. Запечатывает наш путь. Скрывает следы.
Поглощает нас.
7
ПЕЧАТЬ РЫБАКА
Я не очень хорошо знал Рим до катастрофы. Поэтому картина разрушений производит на меня не особо сильное впечатление. Опьянение скоростью уравновешивает мрачность и опасность районов, по которым мы мчимся, как ветер.
В основном мы едем по дорогам, так как они относительно свободны от обломков. Никаких признаков жизни мы не встречаем. Город мертв и мрачен.
Мы как будто на темной стороне Луны.
Егор Битка слегка похлопывает меня по спине. Показывает рукой на темную массу справа.
— Госпиталь Сан-Эудженио! — кричит он мне в ухо.
Я не понимаю, что это значит.
Пять минут спустя ведущие мотосани останавливаются, подняв в воздух фонтан льда. Дюран заглушает мотор.
— Почему мы остановились? — спрашиваю я Битку.
Он подносит к губам указательный палец, делая мне знак молчать.
Полная тишина.
Все мои спутники приготовили «шмайссеры» и нервно вглядываются в темноту в приборах ночного видения.
Проходит десять минут.
Постепенно зрение адаптируется. В легком зеленом тумане появляются какие-то правильные геометрические фигуры, расстояние до которых я не могу определить из-за отсутствия перспективы. Потом я понимаю, что это дома, стоящие где-то в половине километра от нас.
Крошечная фигурка движется в нашу сторону.
Оказавшись на расстоянии ста метров, она в приветствии поднимает руку.
— Мы обнаружили эту станцию год назад. Мы с сержантом Венцелем сопровождали команду собирателей, которая должна была исследовать больницу, которую я показал вам по дороге, Сан-Эудженио. Только вот мы не знали, что и из EUR была послана команда Пэ энд Эс, поиска и сбора…
Квартал EUR был спроектирован во времена фашизма для Всемирной Выставки 1942 года. Разразившаяся Вторая мировая война помешала завершить его возведение. И сама Выставка, естественно, не состоялась. Но квартал, со всей его метафизической архитектурой, вроде прозванного «квадратным Колизеем» футуристического Дворца итальянской Цивилизации, остался.