Корни огня (Полигон миров - 2)
Шрифт:
Сердце вельможи ликовало. Казалось, Господь услышал его молитвы и подарил решение проблемы, хотя и в довольно странной форме. Теперь дело обстояло как нельзя лучше.
Эта глупая курица Брунгильда умудрилась отбить герцога Жанта Нурсийского у его красавицы-невесты? Превосходно! Они были вместе? Замечательно! Дело вскрылось с шумом и грохотом? Просто великолепно!
Теперь он, как старший брат и опекун, будет требовать заключения брака, а уж породнившись с не шибко умным наследником престола Нурсии, непременно отыщет способ избавиться от его пройдохи-наставника. Да и с благородной дамой Ойген при малейшем удобном случае разделается без колебаний. Пускай, пускай она себе бесится и вызывает своих невредимых драконов,
Усилием воли Пипин нахмурил лоб и придал лицу гневное выражение.
— Какой позор! Мы немедленно возвращаемся во дворец! Я желаю говорить с кесарем. Мы, франки, почитаем гостей, однако никому не дозволено лишать чести наших жен, сестер и дочерей!
Фрейднур с умилением поглядел на своего господина. Совсем недавно тот предлагал грязные непотребства благородной даме Ойген. Стало быть, Бог вернул своего раба на путь добродетели.
Дагоберт ходил по тронному залу взад-вперед, физически ощущая, как не хватает ему пары мощных крыльев, длинного шипастого хвоста и пасти, изрыгающей пламя. Он чувствовал тупую ноющую боль, нелепо подергивал детскими еще острыми плечами, желая распахнуть широкие крыла. Он знал, что это чувство со временем оставит его, но вернется снова в тот час, когда носитель драконьей крови будет в ярости. Кто-то из вельмож сунулся было в зал, желая говорить с молодым властителем о возможной победе абаров над христианским воинством, но достаточно было одного лишь взгляда юного кесаря, чтобы вельможа умолк и, пятясь, убрался вон.
В отличие от других, Дагоберт видел этот бой.
Астурийцы построились многозубой пилой, перекрыв теснину. Каждый род формировал один из зубьев. Лучшие воины держались впереди, давая остальным пример храбрости и ловкости, их подпирали молодые, еще неопытные. Постаревшие в боях ветераны составляли подошву, единую линию, формировавшую общий строй. Они стояли, ощетинившись копьями, оградившись стеной больших, почти в рост, щитов. Фланги их прикрывали горные кручи.
Конный отряд дукса Астурии ждал в засаде, чтобы нанести решающий удар. Покрытые густой зеленью склоны таили отряды балеарских стрелков, готовых осыпать наступающих тысячами стрел и свинцовых шаров из пращей, в обращении с которыми им не было равных.
Гнетущая тишина царила над полем грядущей схватки. Лишь непрестанный шорох от переминающихся на месте бойцов нарушал ее. Казалось, будто с таким звуком сама человеческая погибель загодя оттачивает свою косу.
Враг появился там, где его и ожидали, далеким гулом тысяч копыт, барабанящих в галопе по каменистой земле, оповещая о своем приближении. Затем вдалеке показалась серая волна пыли, а из нее, точно первый язык пламени из-под золы лишь самую малость притушенного костра, вылетели молчаливые и оттого вдвойне ужасные всадники. Тучи стрел устремились им навстречу, но, пожалуй, комариный рой больше бы расстроил это объятое наступательным порывом войско. Казалось, они мчали толпой, без общего строя, кто во что горазд.
Но так представлялось лишь до столкновения. Ни единым криком, ни боевым кличем, ни истошным воплем преодолеваемого ужаса не потревожив тишины, абары врубились в центр астурийской пилы. И только сейчас их войско словно взорвалось грозным хищным ревом огромной стаи разъяренных львов. Именно такого удара и ждал дукс Астурийский, слывший одним из самых опытных полководцев христианского мира.
Позиция была выбрана идеально. Войска свежи, накормлены и обучены. Численный перевес сулил победу. И хотя здесь было не все войско, но что может быть лучше, чем сокрушить противника по частям?
Дукс сделал знак комисам приготовиться и ждать сигнала. Еще немного — и абары увязнут в стальном частоколе нерушимой человеческой пилы, собьются в кучу под градом стрел и свинца.
То, что случилось дальше, мозг старого воина отказывался воспринимать. Конница абаров, практически не сбавляя хода, пронзила строй астурийской пехоты, разметав щитоносцев, сбив наземь всякого, кто пытался загородить путь. Фланги пилы начали было замыкаться, все еще следуя заранее начертанному плану. Но абары, казавшиеся атакующей бестолковой толпой, внезапно четко обозначили ряды мощного флангового охранения и, поворотив коней, тут же сошлись в схватке с нападавшими.
Прорвавшаяся же часть абаров развернулась и ударила в тыл строю, увязшему в жесточайшей рубке. А сквозь образовавшийся пролом в стене щитов, навстречу спешащей на подмогу дружине прославленного в тысяче схваток дукса, неслись отборные всадники абарского войска, до поры до времени ждавшей своего часа в арьергарде передового отряда.
Юный Дагоберт обхватил голову руками. Он видел, как быстро краснеет от пролитой крови зеленый луг, недавно служивший выпасом общинного стада. Известные доблестью и отвагой астурийцы вовсе не желали стать легкой добычей и потому атаковали и контратаковали с яростным напором, горя одним желанием — уничтожить врага. Но абары теснили их все больше и больше, сжимая в тисках, с плотоядным рычанием сокрушая всякого, кто еще мог двигаться, с радостным криком вонзая острия клинков в живую плоть. Многие их воины падали, сраженные мечами, копьями и стрелами, но раны, похоже, доставляли им не больше заботы, чем сорванцу сбитые коленки. Абары вставали с земли и продолжали рубиться с тем же ожесточением.
Вот столкнулись в яростной рубке комисы герцога Астурийского и предводитель абаров со свой дружиной. И Дагоберт воочию видел, как разваливаются под ударами вражеских мечей крепчайшие щиты отважных комисов, как рвутся, подобно шелковой ткани, пронзенные насквозь надежнейшие доспехи константинопольской работы. Все ближе и ближе к отчаянно сражающемуся дуксу оскаленные, точно волчьи пасти, лица абаров.
И тут вдруг картина резко смещается: быстро приближается земля, и мощная струя пламени бьет в гущу абарских воинов, заставляя отхлынуть. Но лишь на краткий миг. Крыша из щитов смыкается над головами порождений неведомой бездны. А из щелей между щитами уходящим в небо дождем мчатся иззубренные стрелы с тонкими, похожими на рыбьи кости, наконечниками.
— Иглы тифу! — слышится в голове кесаря голос отца, в котором звучит ужас. Дагоберт сам не ведает, откуда ему известно, что тифу — растение, которого нет в этом мире. Оно живет на его родине, и никто не в силах рассказать, чем, по сути, оно является. Подобная игла не способна пробить чешуйчатую броню драконьей шкуры, но, застряв в ней, пускает ростки, малюсенькие споры, разрастающиеся с такой скоростью, что всего за сутки дракон умирает в страшнейших муках, становясь питательным компостом для ядовитых зарослей тифу. Дагоберт видит, точнее, ощущает, как мчится прочь, набирая высоту, его бесстрашный отец, как, воспользовавшись моментом, пришпоривают коней и ускользают с поля боя дукс Астурийский и остатки его личной гвардии.
«Они идут за мной, — стучит в висках повелителя франков. — И очень скоро будут здесь».
Двери зала открываются, — на пороге, склонив голову, стоит майордом в военном облачении. За его спиной видны снаряженные, как в бой, комисы.
— Мой государь!..
— Я велю трубить сбор войска! — не слушая его, перебивает юный кесарь.
Бастиан оглянулся. Вокруг никого не было, да и кто станет заглядывать в убогую каморку под лестницей? Обитателям резиденции папского легата такое уж точно не пришло бы в голову. Одни еще ночью умчались разыскивать беглеца, другие, едва прослышав о намерении Дагоберта отправить войско против абаров, собирали вещи. В ближайшие дни особняк должен был опустеть.