Король-Беда и Красная Ведьма
Шрифт:
Когда неделю назад он говорил с сэром Эверардом о бешеной собаке, он лишь предполагал, что так случится. Сегодня он знал наверняка. То, что это сбылось, было как толчок заключенной в нем магии. Все. Было. Правдой. Правдой, следовательно, было и то, что ему не было равных.
Еще лишь сегодня, ясным и безоблачным утром, сэр Эверард представлял Его Величество очередной небольшой и тщательно дозированной партии союзников. Традиционная утренняя разминка, во время которой гости проявляли куда меньше недоверия к законности его титула, чем это сделал бы Рэндалл на их месте. Здесь были не только феодалы, имевшие право содержать дружину и обязанные милорду де Камбри воинской повинностью, хотя этих обработали прежде прочих. Сэр Эверард привечал и двигал вперед иную, новую силу: крупных торговцев, поставщиков, монополистов,
В общем, эти ежеутренние аудиенции для избранных не обременяли его. От Рэндалла требовалось только дать зацепки нескольким живым умам, присовокупить их меркантильный или государственный интерес к своему собственному и непринужденно заставить их хлопнуть себя по лбу с возгласом: «Да это же выгодно!»
Покончив с ними, он снимал черное и закатывался на лекции или в кабак, где верховодил непутевыми сыновьями своих респектабельных утренних визави. Будущими командирами своих фаланг и когорт, теми, кто его именем станет посылать людей на смерть. Уже скоро. Продолжительное личное знакомство придавало подобному требованию некую дополнительную убедительность. Рэндалл не пренебрегал ничем.
Он нашел их в любимом месте, в трактире «Жареный треф», в первой половине дня почти пустом, да и вообще пользовавшемся репутацией «дорогого приличного места». Джиджио и Тинто расслаблялись в кабинке, отделенной от зала полукруглой аркой, занавешенной черным шифоном. Чистенькая блондиночка с тяжелым подносом на одной руке только-только отдернула занавес, чтобы их обслужить. Разговор смолк, все трое проводили ее плотоядными взглядами. Потом продолжили.
— …собака взбесилась, — взволнованно говорил Джиджио, что в общем-то не вязалось с его обычной лениво-равнодушной манерой. Разумеется, он не упускал из виду ничего, что хоть как-то касалось известного всем троим дома. — Сразу после нашего столь драматичного исхода через забор. Слышишь, Рэндалл? Пес порвал горло слуге, посланному посадить его обратно на цепь. А этот слуга, между прочим, корил его с самого кутячьего возраста. А потом перемахнул через ограду и был таков. Рэндалл, ты помнишь, какой высоты там изгородь? Можешь себе представить, чтобы через нее перелетела псина таких габаритов?
— Вот как? — спросил Рэндалл словно бы от нечего делать. — И куда же он делся теперь? Ходит же наверняка какой-то слух?
— А в том-то и фокус, ч-то никуда он не делся, — вмешался в разговор не менее взбудораженный Тинто. — Все кабаки и лавки полны разговоров о чудовище, появляющемся на улицах с наступлением темноты. Если бы ты, вместо того чтобы зализывать раны, прошелся по городу после наступления сумерек, то не увидел бы на них ни бродяг, ни пьяных, ни нашего славного храброго на речах брата студента. Несмотря на духоту, обыватели запирают ставни и лезут под одеяло с головой, заслышав вой буквально любой собаки. Кумушки не ходят в гости даже через дорогу. И знаете, что я вам скажу, господа? Это безумие заразительно. Что бы вы обо мне ни думали, после захода солнца я и носа на улицу не высуну. В первую же ночь он разорвал на куски трех нищих. Причем после первого он уже вряд ли был голоден.
— А днем-то он где?
— — Бес его знает, — отмахнулся Джиджио. — — Может, роется на помойках,
— А кто его видел? И насколько приврал?
— Рэнди, я не знаю, в чьей постели ты провалялся все это долгое время, но чертовски невозможно, чтобы ты не слышал ВООБЩЕ ни одной сплетни!..
— Представь себе! — оборвал его Рэндалл, отметив про себя, что сэр Эверард никак не мог остаться в неведении. И чтобы впредь он этого не делал.
— Ваттье де Монкальва, — сказал Джиджио с такой неосознанной значимостью, с какой не говорят о чужих, — господин префект Триссамаре, если кто не знает, говорил, что посыпал за ним команду. Не гражданских живодеров, заметь, своих солдат. Тварь оказалась достаточно умна, чтобы не попасться им на глаза днем, пока они обшаривали тупики и помойки и всякие прочие места, где днем прячутся собаки. Они уже думали, будто все это враки. Когда же настала ночь, им не пришлось его долго искать. Префект сказал, они думали, что загоняют пса в угол. В тупик. А это он их заманивал. Он прыгнул прежде, чем его успели зацепить протазаном. Две рваные глотки, одна кисть отгрызена вместе с ножом прежде, чем ее хозяин успел издать хоть звук, множество укусов и царапин. Говорят, у солдат сложилось впечатление, будто все это он проделал в одном-единственном прыжке. Все раны… плохие. Грязные. И все показания сходятся на том, что это чудище уже очень мало напоминает собаку. У… от… Ваттье нормальные, не склонные к посмертному признанию люди. Им недоплачивают за героизм.
— Ты забыл про светящуюся шерсть!
— Заткнись, Тинто.
— Боже правый, Джиджио, чем ты его кормил?!
— Может, ты и слову префекта не веришь?
— Он тебе сам рассказывал? — словно невзначай бросил Рэндалл. — Или эти свидетельства передавались из уст в уста?
— В личной беседе! — огрызнулся Джиджио и осекся. Рэндалл улыбнулся, как мог тонко, прикинув про себя соотношение возрастов и внешностей Джиджио и отлично знакомого ему префекта Монкальва, а также то, в какой степени родства эти двое могли состоять. Состав официальной семьи префекта также был ему известен.
— Я вот подумал, — хохотнул он, — какая удобная должность! Ходить по ночам, защищая пухленьких купчих! Скольких бастардов можно сделать безнаказанно!
Зрелище борьбы Джиджио с собственным бешенством позабавило Рэндалла. Он, прямо скажем, и не надеялся когда-либо обыграть того в его любимую игру «а я знаю, то ты знаешь, что я знаю» и сейчас даже слегка потерял к Лжиджио интерес. Впрочем, на этом пункте ему следовало остановиться, иначе он рисковал в придачу к чрезвычайно опасному псу получить еще более опасного Джиджио. Причем за спину.
Он еще немного посидел в своей внутренней тишине, почти не прислушиваясь, как вокруг него пререкаются приятели. Потом поднялся.
— Дело, стало быть, для мужчин. — И выразительно хрустнул костями.
— Я не… — замотал головой Джиджио. — Ищите других сумасшедших…
— Убейте меня, — заявил вдруг Тинто, который вроде не был пьян, — но я хочу это видеть!
— Увидишь, — пообещал ему Рэндалл. — Хотя бы с верхушки дерева. Я не возражаю, если напишешь об этом песню.
— А ты не слишком дорого заплатишь за эту героическую пропаганду? — прищурился на него Джиджио. — В прошлую вашу встречу счет, кажется, сложился не в твою пользу?
— Потому и иду, — ответил Рэндалл, почти не лукавя. — Никто не посягнет на мое безнаказанно.
Улица вымерла, словно неведомый враг вступил в город. Даже фонарщики не осмеливались зажигать огни на главных улицах, и город освещен был лишь луной да теми факелами, которые троица прихватила с собой на дело. Поскольку светили они все больше по сторонам, вперед да позади себя, а не под ноги, то постоянно оскальзывались на подгнивших фруктовых корках и в вонючих лужах, коих и в прекрасной культурной Триссамаре было не меньше, чем в варварской Констанце, и кои еще более гнили и воняли в жарком климате Средиземноморья. Готовность, с какой огромный город захлопнул ставни и наложил засовы, заставляла заподозрить жителей по крайней мере в искренней вере в чудовище. Во всяком случае, ночная стража, выискивавшая на улицах нарушителей спокойствия, а также высматривавшая дома, где не по чину жгли свечи, никогда на памяти Рэндалла не могла навести такого порядка. Город выглядел неживым.