Король без завтрашнего дня

Доннер Кристоф

— Это вы правильно сделали, папаша Дюшен, — сказала королева, — он у нас такой непослушный, хватает все подряд; может быть, теперь он исправится.

— Папаша Дюшен, — предложил король, — может, выпьете стаканчик?

— Да я и два выпью, черт меня раздери!

Король позвал сына:

— Месье дофин, сходите-ка в погреб за бутылкой.

Постреленок быстро справился с поручением, но только он шагнул на предпоследнюю ступеньку, как вдруг — бац! Встал и стоит: в одной руке подсвечник, в другой — горлышко бутылки, а сама бутылка разбилась. Король страшно разозлился.

— Дофин, ступайте снова в погреб!

Хорошенький он у них, этот малец!

Со второй бутылкой все обошлось благополучно, и я с удовольствием выпил ее за здоровье наследного принца, которого

очень полюбил и чьей доброты вовек не забуду».

Папаша Дюшен равно не забывал прохаживаться по адресу знати, духовенства, политиков: «Сто тысяч бездельников живут как принцы!» Он разоблачал судебные несправедливости и требовал законодательных реформ. Что до финансовой сферы, его мнение было простым: «Пусть богатые платят!» Однако никакого серьезного пафоса в его речах не было — пустые разглагольствования да грубые шуточки. Несмотря на это, некоторые революционные теоретики считали его демагогическую болтовню подлинным гласом народа и даже умудрялись разглядеть в ней зачатки классового сознания. Эберу было на это наплевать — ему нужна была публика, и он ее нашел. Это отличало его от Марата, Демулена, Ривароля: под маской папаши Дюшена Эбер мог заходить гораздо дальше, чем другие. Устами этой марионетки он, словно чревовещатель, мог произносить неслыханные дерзости, оставаясь неуязвимым и безнаказанным.

~ ~ ~

— Моя дочь без ума от радости! — воскликнул Симон по телефону. — Она сейчас сама тебе позвонит, но я хочу объявить новость раньше. Слушай, она в восторге от твоего сценария!

— Но я ей прислал только начало.

— Она ухватила суть. К тому же она считает, что диалоги написаны блестяще.

Что касается сопродюсеров, дела обстояли не так гладко: если один из Жеромов был на сто процентов солидарен с мнением патронессы, то другой находил сценарий слишком литературным. Вообще, начиная с того дня, как обоих Жеромов наняли на работу, и до сих пор они были единодушны лишь в одном: в своем презрении к Симону Лешенару, этому старому паразиту.

Сценарий Анри стал для всех этих людей настоящим полем битвы. Пока непонятно было, кто восторжествует: Анри до сих пор не получил второго чека. Он решил сказать об этом Симону, который очень удивился:

— Как, ты еще не все получил?

— Да. Не все.

— Я этим займусь, не беспокойся. Главное — не прекращай работу.

~ ~ ~

— Нужно будет устроить под самой крышей Версальского замка что-то вроде фаустовской лаборатории. Волшебное место, заполненное глобусами, секстантами, буссолями и барометрами. Представьте себе стены, сплошь закрытые книжными шкафами, столы, заваленные географическими картами, архитектурными чертежами, гипсовыми слепками, деревянными макетами… И на единственной свободной стене — картина, вызывающая дрожь: рембрандтовский «Урок анатомии доктора Тульпа».

Людовик XVI — в глубине комнаты, один, скрытый за ширмой, с подзорной трубой в руках. Ее прислали ему из Голландии для наблюдения за звездами, но он использует ее в других целях — разглядывает людей, гуляющих по парку. Министры и маркизы, епископы и офицеры — король наблюдает все, что похоже на беседы заговорщиков или флирт. Поскольку он научился читать по губам, то узнает многие вещи, которые делают его еще более несчастным. Большую часть дня он проводит, сидя на табурете у окна и глядя в свою подзорную трубу.

Стражник объявляет о приходе королевы.

Появляется Мария-Антуанетта с Нормандцем на руках. Он выглядит настоящим ангелочком: весь в кружевах, с белокурыми, слегка рыжеватыми локонами.

Изобретатели из Королевской академии отрываются от своих микроскопов и перегонных кубов, лихорадочно вскакивают, вытирая руки о фартуки, и склоняются перед королевой.

Король откладывает в сторону свою подзорную трубу и тоже встает с табурета.

Королева опускает ребенка на пол, осторожно поддерживая его, чтобы не упал.

«Ну-ка, давай, Нормандец, покажи папе, что ты умеешь делать!..»

Ребенок словно раздумывает, стоит ему захныкать или сесть на пол. Но тут он видит своего отца, который, опустившись на колени, протягивает к нему руки и зовет его. Тогда он тут же выпускает руку матери и топает вперед.

«Он ходит!»

Королева пришла просить у супруга позволения родить еще одного ребенка. Король сразу понимает, что она снова беременна, и невольно представляет ее себе обнаженной в объятиях Ферзена. Это мгновенное, словно вспышка, видение возникает перед внутренним взором Людовика XVI уже не в первый раз — оно врезалось в его память с того вечера в Трианоне, когда король шпионил за ними с помощью подзорной трубы. Почти нереальное зрелище — без слов, без стонов и вздохов, даже без запахов. Король, полностью изолированный от этой пантомимы, не испытывал ни отвращения, ни удовольствия, — он исследовал некое загадочное явление, вот и все; он думал, что этим все и ограничится. Однако это видение часто преследовало его, оно возникало, как картина, — семейная сцена, унесенная, украденная двумя ангелами… Чтобы скрыть волнение, он прижался лицом к кудрям своего сына и вдохнул невероятно нежный запах — аромат белокурых детей. Картина исчезла, ангелы улетели, Людовик XVI снова был спокоен.

Король доволен. Для короля нет большей радости, чем его дети. Он очень благодарен королеве за то, что она подарит ему еще одного ребенка.

«Мальчик или девочка? Королева уже заключила пари?»

«Ваше величество прекрасно знает, что я больше не играю в азартные игры. Королева сделалась рассудительной и бережливой, как старая дева».

«Но почему? Королева должна тратить деньги, тратить без счету!»

«От меня требуют быть экономной».

«Да нет же! Все деньги, которые королева тратит, обогащают королевство! Такова природа вещей. Возьмите непрерывный круговорот воды на планете: испарение — образование осадков — выпадение осадков — и все сначала. Чем больше испаряется воды, тем больше выпадает осадков. Так вот, с богатством нашего королевства происходит то же самое: оно растет пропорционально быстроте трат, которые приводят к росту производства. Это чистая математика: если мы тратим быстрее, чем производим, мы должны занимать, чтобы платить. Но это не приводит к накоплению долгов, потому что темп наших займов, наших трат и роста производства позволяет нам брать новые кредиты на покрытие этих долгов. То есть, некоторым образом, наши долги позволяют нам богатеть».

— Вы заставляете его молоть полную чепуху! — прервала Сильвия Деламар рассказ Анри.

— Вовсе нет. Именно это король узнал от Неккера и других тогдашних теоретиков банковского капитализма. Впрочем, признаюсь вам, что королевская чета, оба этих персонажа мне все более и более симпатичны: он со своей невероятной смесью цинизма и благородства, она со своей расточительностью влюбленной женщины и страстью к азартным играм. В фильмах часто можно видеть, как она играет в кости, в карты, спускает неслыханные суммы в рулетку за одну ночь, а наутро уже заключает пари на ипподроме с герцогом Лозеном — и проигрывает все, а еще через два забега сполна отыгрывается… Это нужно показать. И еще — смерть маленькой Софии 18 июня 1787 года. Дочь Марии-Антуанетты прожила всего несколько месяцев. Из всех церквей доносился погребальный звон. Герцога Нормандского одели в траурный костюм, сшитый за одну ночь.

Его привели в версальскую часовню, где царила полная тишина, если не считать вздохов и шороха тканей. Он подошел к гробику младшей сестры.

Королева выглядела совершенно потерянной. Иногда она смотрела по сторонам с таким видом, словно ничего не понимала в происходящем и ждала, когда кто-нибудь ей подскажет, что нужно делать: плакать, кричать, терять сознание… Она смотрела на мужа, детей, мертвую младшую дочь, цветные витражи, собственные сложенные руки. Она не узнавала своих рук.

В нескольких метрах от нее, за оградой поперечного нефа, стоял Ферзен, который присутствовал на мессе инкогнито. Поскольку он еще раньше препоручил все отцовские права королю, теперь он даже не мог сам похоронить собственную дочь. Здесь, в обители траура, король не имел соперников.