Король гордости
Шрифт:
— Иди наверх и скажи своим друзьям, что ты уходишь. — Я обхватил рукой ее затылок, мой голос был таким низким и мрачным, что я с трудом узнал его. — У тебя есть пять минут, милая, или ты узнаешь из первых рук, что я не всегда такой джентльмен, каким ты меня считаешь.
ГЛАВА 18
Я
Мы были в the Barber, баре, который выглядел, ну, как парикмахерская, если бы в парикмахерских подавали алкоголь в бутылках из-под искусственного шампуня и нанимали ди-джеев, которые выглядели так, будто могли бы подрабатывать моделями.
В отличие от хаоса Verve, это место кричало об эксклюзивности. Браслеты с гравировкой на входе, чувственная музыка, воздух, благоухающий духами немногих счастливчиков, которые знали о существовании этого места. Мы были всего в нескольких кварталах от клуба, но нам казалось, что мы попали в другой мир.
Предвкушение затрепетало у меня под кожей, когда мы с Каем проходили через бархатный занавес, отделяющий главный этаж от VIP-зоны. Он был на добрый фут выше меня, но наши шаги звучали в идеальном ритме. Время от времени рукав его рубашки задевал мою кожу, или мои волосы щекотали его руку. Никто из нас заметно не реагировал, но каждое легкое прикосновение усиливало напряжение, уже закипавшее вокруг нас.
У тебя есть пять минут, милая, или ты узнаешь из первых рук, что я не всегда такой джентльмен, каким ты меня считаешь.
Давление болело у меня между ног. После прошлой недели я не сомневалась, что Кай способен на немало неджентльменских поступков. Я одновременно любила и ненавидела то, как сильно меня возбуждала эта перспектива.
Мое предвкушение превратилось в покалывание с головы до ног, когда занавес закрылся за нами, окутав нас коконом в комнате, которая выглядела как ... еще одна парикмахерская. Пол был выложен черно-белой клетчатой плиткой, а вращающиеся сиденья с черными подушками закрепляли персональные барные стойки. Вместо щеток, фенов и гелей на станциях продавались бокалы, гарниры и алкоголь.
Комната была странно пуста, но мое сердце дрогнуло от удивления, когда Кай подошел к столу и постучал в зеркало. Она скользнула в сторону, открывая бармена в галстуке бабочке. Он протянул Каю две бутылки, и зеркало снова закрылось.
Я не могла решить, была ли установка невероятно крутой или пугающе жуткой.
Взгляд Кая загорелся весельем от того, что он увидел на моем лице. Он протянул мне одну из бутылок, которую я приняла без единого слова.
Мы не разговаривали друг с другом с тех пор, как покинули Verve, но вместо того, чтобы охладить мое желание, тишина усилила его. Без разговоров, которые могли бы отвлечь, мои мысли унеслись в дюжину направлений — в подвал в Бушвике, где мы впервые поцеловались; в фортепианный зал в Вальгалле, где он подарил мне один
Я не сводила с него глаз, когда откинула голову назад и допила напиток. Выражение лица Кая светилось ленивым интересом, но его взгляд обжигал, как будто я стояла слишком близко к огню.
— Что ты делал в Verve? — Наконец я заговорила, мое любопытство взяло верх над страхом нарушить хрупкое равновесие между нами. — Ты не производишь впечатления человека, любящего ходить по клубам.
Вивиан упомянула что-то об исследовании статей, чему я не поверила ни на секунду. Президенты многомиллиардных компаний не бегали вокруг, выполняя тяжелую работу.
Кай наблюдал за мной своими темными, знающими глазами.
— Не задавай вопросов, на которые ты уже знаешь ответ, Изабелла.
Дрожь пробежала по моей коже. Боже, то, как он произносил мое имя, было неприлично, как порочный любовник, крадущий поцелуи в темных уголках. Гладкий шелк, наложенный поверх темного бархата. Обманчиво правильный, но головокружительно чувственный.
Я сказала ему остановиться, но, по правде говоря, я была зависима от его голоса, его прикосновений, от каждой отдельной вещи в нем. И то, как он посмотрел на меня, заставило меня подумать, что я не единственная, кто вышла из-под контроля.
— Иди сюда. — Мягкая команда прокатилась по моему позвоночнику.
Мои ноги двинулись прежде, чем мой мозг смог запротестовать. Один шаг, два шага, три, пока наши тела почти не соприкоснулись. Жар его тела лизнул мою кожу и опалил границы моего сопротивления.
— Мы не должны были этого делать, — выдохнула я. — Это против правил Вальгаллы.
Это было то, что я продолжала говорить себе. Я цеплялась за это правило так, как выживший в кораблекрушении цеплялся бы за кусок плавника. Это был мой спасательный круг, единственное, что удерживало меня от того, чтобы утонуть в свирепых волнах моего желания. Но сила прилива была слишком велика, и я уже чувствовала, как устают мои руки. Еще один откат, и мне конец.
— Знаю, — сказал Кай так спокойно, как будто мы прогуливались по Центральному парку. — Мне наплевать на правила.
Мое сердцебиение ускорилось.
— Это на тебя не похоже. — Слова вылетали так быстро, что почти сливались воедино, но я продолжала говорить, боясь, что если остановлюсь, то утону. — Я думала, ты поклоняешься правилам, как будто это твоя религия. Это британское образование, не так ли? Бьюсь об заклад, Оксбридж довольно жесток, когда дело доходит до такого рода вещей. Разве ты не..
— Изабелла.
Я заставила себя проглотить комок в горле.
— Да?
— Заткнись и дай мне поцеловать тебя.
И тут возникло обратное течение.
У меня не было времени подумать. В одну минуту я стояла; в следующую Кай прижался своим ртом к моему, и мои кости растворились с такой возмутительной скоростью, что я бы растаяла на полу, если бы он не поддерживал меня.
Наш поцелуй в Бруклине был милым, робким сюрпризом. Этот удар был преднамеренным, нанесенным с такой болезненной, целенаправленной точностью, что он уничтожил всю мою защиту одним махом.