Король Призраков
Шрифт:
Я не раз видел, как мои друзья возвращались от самого края смерти: Бренор после полета на спине дракона, Вульфгар из Абисса, Кэтти-бри с темного уровня Тартара. Как часто непреодолимые препятствия были покорены ими! И в конце мы всегда побеждаем!
Но это не так. И возможно, самая жестокая ирония состоит в уверенности, испытываемой моими компаньонами по Мифрил Халлу, благодаря нашей удаче и нашим подвигам.
И когда нас коснулась неотвратимая трагедия, суровая реальность кажется еще более жестокой.
Я
Я не могу даже подумать об этом. Неужели я опустился до того, что мечтаю о мирной и быстрой смерти для женщины, которую люблю больше всего на свете?
А вокруг нас, в этом безумном мире, продолжается борьба. И мои мечи уже нашли себе применение в схватке, которая, как я опасаюсь, только начинается. И я должен оставаться посредником между Бренором и Джарлаксом, между Джарлаксом и Кэддерли. Я не могу остаться в стороне наедине со своим бесконечным горем и болью. Я не могу пренебречь своей ответственностью перед теми, кто меня окружает.
Но все это как-то неожиданно утратило для меня первостепенное значение. Какой смысл в этой борьбе, если со мной не будет Кэтти-бри? Зачем уничтожать драколича, если исход останется все тем же и все мы обречены? Разве наши мысли и дела, которые мы сами считаем очень важными, не оказываются незначительными и мелкими в толще тысячелетий необъятной мультивселенной?
Вот так из чувства бессилия появляется демон отчаяния. Более могущественный, чем безысходность, возникающая от дыхания Мерцающего Мрака, темного дракона. Более могущественный, чем последствия урока матерей из Мензоберранзана. Потому что вопрос: какой в этом смысл? — самый коварный и пагубный из всех вопросов.
Но я должен бороться. Я не могу сдаться ради тех, кто меня окружает, ради себя самого и, да, ради Кэтти-бри, потому что она не позволила бы мне опуститься до такого состояния.
Откровенно говоря, эта внутренняя борьба изматывает меня сильнее, чем любой демон, чем любой дракон, чем целая орда воинственных орков.
Да, этот мрачный момент демонстрирует мне мою уязвимость, но он же требует от меня веры — веры в то, что, кроме смертной оболочки, есть что-то еще, что, кроме нашего временного существования, есть место величайшего согласия и общего единения.
Иначе наша жизнь была бы слишком грустной шуткой.
Глава 24
СКИТАНИЕ В ТЕМНОТЕ
— Как я могу сказать тебе то, чего не знаю? — проворчал Айвен оторопевшему Тимберли.
— Я думал… ты можешь знать… — промямлил молодой человек.
— Ты же дворф, — сухо добавила Ханалейса.
— И он тоже! — вспыхнул Айвен, ткнув пальцем в сторону Пайкела. Но при виде недоверчиво-изумленных лиц близнецов его
— Ду-ид, — уточнил Пайкел и, самодовольно добавив: «Харрумф», отошел в сторону.
— Но он здорово разбирается в верхних туннелях, — высказался Айвен в защиту брата. — Там, где есть свисающие сверху корни. Он разговаривает с ними, и эти штуки ему отвечают!
— А как насчет нашей ситуации? — вступив в разговор, напомнил ему Рорик. — Люди устали от туннелей и все сильнее беспокоятся.
— А они предпочли бы оказаться в Кэррадуне? — саркастически спросил Айвен, но, к всеобщему удивлению, Рорик даже не моргнул.
— Именно это они и говорят, — сказал он.
— Разве они забыли, из-за чего мы здесь оказались?! — воскликнул Тимберли.
— Они ничего не забыли, — покачал головой Рорик. — Кроме того, нам и в туннелях пришлось сражаться с этими чудовищами.
— Но в выгодных позициях, которые мы сами выбирали, — напомнила ему Ханалейса, на что Рорик только пожал плечами.
— А вы сами не могли бы отыскать дорогу к туннелям поблизости от Кэррадуна? — спросил Айвен у Тимберли и Ханалейсы.
— Ты не можешь… — заговорил Тимберли, но Ханалейса не дала ему продолжить.
— Мы сможем, — ответила она. — Я на многих развилках отмечала наш путь. Я уверена, что мы могли бы вернуться почти к самому началу.
— Возможно, это наилучший вариант, — сказал Айвен.
— Нет, — возразил Тимберли.
— Парень, нам неизвестно, кто здесь еще есть, — напомнил Айвен. — И мы знаем, что ждет нас в горах Снежные Хлопья, но в Кэррадуне ты не видел ничего подобного этому громадному ящеру, иначе был бы уже мертв. Я с удовольствием предложил бы тебе другой вариант — да я и сам бы обрадовался, если бы его нашел! — но я не знаю иного способа выбраться из туннелей, а та шахта, по которой я спустился, снизу недосягаема для нас. Да я в любом случае не стал бы по ней подниматься!
Тимберли и Ханалейса обменялись озабоченными взглядами, а потом оба посмотрели в другой конец освещенной факелом пещеры, где столпились изнуренные беженцы. Груз ответственности огромной ношей давил на плечи близнецов, поскольку от их решения зависела судьба каждого из людей, а возможно, и сама жизнь.
— Все равно выбирать вам не приходится, — выпалил Айвен спустя несколько мгновений, словно прочитав их мысли, что было не трудно, видя выражения лиц близнецов. — Вы отлично сделали, когда увели людей из Кэррадуна в туннели, и я обязательно скажу об этом вашим родителям, когда мы доберемся до Храма Парящего Духа. Но теперь я с вами, а с нашей последней встречи и я, и вы оба многому научились.
— Мы не можем здесь оставаться, в этом ваш брат прав. Если бы мы все были дворфами, мы расширили бы несколько пещер, поставили пару стен и назвали бы это место своим домом. Но вы не дворфы и должны выбраться наружу, и я не могу найти другого прохода, кроме того, которым попал сюда.
— Но нам придется сражаться, — предупредила его Ханалейса.
— Значит, тем более надо туда идти! — воскликнул Айвен и хищно оскалил зубы.
И они отправились в обратный путь, а когда сомневались, куда повернуть, поскольку отметины Ханалейсы не всегда отчетливо указывали путь, они шли наугад. Если же догадки оказывались неверными, они разворачивались и поспешно возвращались к развилке, подчиняясь энергичным приказам Айвена Валуноплечего.