Король смеха
Шрифт:
– Есть флаг: «Кока на выломанной двери».
– Правильный флаг. Теперь семья брата Сергея… Отправной пункт бегства – Псков. Рассыпались кистью, вроде разрыва шрапнели. Псков – безногий паралитик дедушка, Матвеевка – Грися и Сеня. Добронравовка – свояченица, Двинск – тетя Мотя, сам Сергей – Ковно, его племянник где-то между Минском и Шавлями – я так и флажок воткнул в нейтральную зону… Теперь – гроздь флажков в ростовском направлении – семья дяди Володи, тонкая линия с перерывами на сибирское направление – семья сестры Лики!.. Пук флажков по течению Волги… Впрочем, что это я все о своих да о своих… Прямо невежливо! Вы лучше расскажите – как ваша семья поживает?
– Да что ж рассказывать… Они, кроме меня,
– Ну слава богу, что вместе.
– Вы думаете? Они на Новодевичьем кладбище в Москве рядышком лежат…
Трагедия русского писателя
Меня часто спрашивают:
– Простодушный! Почему вы торчите в Константинополе? Почему не уезжаете в Париж?
– Боюсь, – робко шепчу я.
– Вот чудак… Чего ж вы боитесь?
– Я писатель. И поэтому боюсь оторваться от родной территории, боюсь потерять связь с родным языком.
– Эва! Да какая же это родная территория – Константинополь.
– Помилуйте – никакой разницы. Проходишь мимо автомобиля – шофер кричит: «Пожалуйте, господин!» Цветы тебе предлагают: «Не купите ли цветочков? Дюже ароматные!» Рядом: «Пончики замечательные!» В ресторан зашел – со швейцаром о Достоевском поговорил, в шантан пойдешь – слышишь:
– Матреха, брось свои замашки, скорей тангу со мной пляши…
Подлинная черноземная Россия!
– Так вы думаете, что в Париже разучитесь писать по-русски?
– Тому есть примеры, – печально улыбнулся я.
– А именно?..
Не отнекиваясь, не ломаясь, я тут же рассказал одну известную мне грустную историю —
О русском писателе
Русский пароход покидал крымские берега, отплывая за границу.
Опершись о борт, стоял русский писатель рядом со своей женой и тихо говорил:
– Прощай, моя бедная истерзанная родина! Временно я покидаю тебя. Уже на горизонте маячит Эйфелева башня, Нотр-Дам, Итальянский бульвар, но еще не скрылась с глаз моих ты, моя старая добрая, так любимая мною Россия! И на чужбине я буду помнить твои маленькие церковки и зеленые монастыри, буду помнить тебя, холодный красавец Петербург, твои улицы, дома, буду помнить «Медведя» на Конюшенной, где так хорошо было запить расстегай рюмкой рябиновой! На всю жизнь врежешься ты в мозг мне – моя смешная, нелепая и бесконечно любимая Россия!
Жена стояла тут же; слушала эти писательские слова – и плакала.
Прошел год.
У русского писателя была уже квартира на бульваре Гренель и служба на улице Марбеф, многие шоферы такси уже кивали ему головой, как старому знакомому, уже у него было свое излюбленное кафе на улице Пигаль и кабачок на улице Сен-Мишель, где он облюбовал рагу из кролика и совсем недурное «ординэр»…
Пришел он однажды домой после кролика, после «ординэра», сел за письменный стол, подумал и, тряхнув головой, решил написать рассказ о своей дорогой родине.
– Что ты хочешь делать? – спросила жена.
– Хочу рассказ написать.
– О чем?
– О России.
– О че-ем?!
– Господи боже ты мой! Глухая ты, что ли? О России!!!
– Сalmez-vous, je vous en prie [24] . Что ж ты можешь писать о России?
– Мало ли! Начну так: «Шел унылый, скучный дождь, который только и может идти в Петербурге… Высокий молодой человек быстро шагал по пустынной в это время дня Дерибасовской…»
– Постой! Разве такая улица есть в Петербурге?
24
Уймитесь, прошу вас ( фр.).
– А черт
– Послушай, – робко перебила жена. – Разве есть такое слово «замерзавец»?
25
Да, конечно ( фр.).
– Ну да! Человек, который быстро замерзает, – суть замерзавец. Пишу дальше: «Прошу вас очень, – сказал тот молодой господин. – Подайте мне один застегай с немножечком poisson bien frais [26] и одну рюмку рабиновку».
– Что это такое – рабиновка?
– Это такое… du водка.
– А по-моему, это еврейская фамилия: Рабиновка – жена Рабиновича.
– Ты так думаешь?.. Гм! Как, однако, трудно писать по-русски! – И принялся грызть перо. Грыз до утра.
26
Очень свежая рыба ( фр.).
И еще год пронесся над писателем и его женой.
Писатель пополнел, округлел, завел свой авто – вообще, та вечерняя газета, где он вел парижскую хронику, щедро оплачивала его – «сет селебр рюсс» [27] .
Однажды он возвращался вечером из ресторана, где оркестр ни с того ни с сего сыграл «Боже, царя храни»… Знакомая мелодия навеяла целый рой мыслей о России…
«О, нотр повр Рюсси! [28] – печально думал он. – Когда я приходить домой, я что-нибудь будить писать о наша славненькая матучка Руссия».
27
Этого знаменитого русского ( фр.Cette cl`ebre russe).
28
Наша бедная Россия ( фр.Notre pauvre Russie).
Пришел. Сел. Написал:
«Была большая дождика. Погода был то, что называй веритабль петербуржьен! [29] Один молодой господин ходил по одна улица, по имени сей улица: Крещиатик. Ему очень хотелось manger. Он заходишь на Конюшню сесть на медведь и поехать в restaurant, где скажишь: garcon, une tasse de [30] рабинович и одна застегайчик avec [31] тарелошка с ухами…»
29
Подлинно петербуржская ( фр.Veritable p'et'erburgien).
30
Чашку ( фр.).
31
С ( фр.).